Петергофские острова сокровищ

18 августа 2005 г. в Петергофе открывали… острова. Они, конечно, же были давно хорошо известны, и все же явились миру заново. Именно так с полным правом можно было заявить о торжественном открытии замечательного ансамбля Колонистского парка – Царицына и Ольгина павильонов.

Этого события в Петергофе ждали долгих 72 года с момента закрытия музея в Царицыном павильоне в 1933 году. Для этого павильонам пришлось пройти через десятилетия забвения, разрухи, консервации и реставрации, прежде чем предстать перед посетителями в своем подлинном великолепии.

А ведь когда-то местность к югу от нынешнего Верхнего парка была весьма далека от нынешней изысканности. Фактически на месте нынешнего Колонистского парка располагалось поросшее тростником, камышом и осокой Охотничье болото — благодатная среда для размножения водоплавающих птиц и неприхотливых рыбешек. На одном из возвышенных мест болота – предтечи Царицына острова — был устроен деревянный охотничий павильон, пользоваться которым разрешалось только лицам царского дво­ра. Идиллический малопосещаемый уголок дикой природы существовал вплоть до 1837 года. Именно тогда в рамках обустройства окрестностей царской резиденции, по повелению Николая первого были начаты масштабные земляные работы, целью которых стало превращение болота в живописную местность с рукотворным озером в центре. Для этого пришлось местами углубить дно водной поверхности, а вынутую землю пустить на выравнивание окружающей местности, составившей позже основу Колонистского парка. Два возвышенных места были превращены в острова, на которых расположился дуэт царских павильонов. Так был сформирован Колонистский парк, получивший свое название от располагавшихся по соседству дворов немецких колонистов. Берега пруда окаймляли ивы, а для прогулок были предусмотрены щебеночные дорожки. Весь этап предварительных работ уложился в год.

Первой жемчужиной Колонистского парка должен был стать павильон, предназначавшийся для императрицы Александры Федоровны.  Уже в 1839 г. архитектором А. Штакеншнейдером был разработан проект строительства, но приступить к нему удалось лишь весной 1842 г. Для строительства были отобраны подрядчики по поставке кирпича и плитных материалов, а также по выполнению каменных и лепных работ.

Строительство проводилось достаточно быстро. Уже в 1843 г. павильон был вчерне построен и накрыт железом. Для отопления были сооружены печи для отопления верхних комнат, в подвале построена небольшая русская печь, буфетную украсил покрытый изразцами духовой шкаф с пли­той и решеткой.

Параллельно со строительством шло обустройство самого острова. Под руководством садового мастера П. Эрлера остров украсили дорожки, были посажены кусты и деревья, разбиты цветники и газоны. Для сообщения с островом была устроена паромная переправа. Параллельно с садовыми работам шла подготовка к обустройству фонтанов. К июню 1844 г. были завершены главные внутренние отделочные работы, что позволило Штакеншнейдеру доложить об официальном окончании работ по строительству павильона на острове «большого озера в Петергофе с устройством сада». Тогда же повелением Николая Первого остров стал называться Царицыным, это название получил и вновь построенный павильон.

Очередное творение любимого архитектора Николая Первого воспроизводило древнеримское жилище, главный фасад которого был обращен с соседнему, Ольгиному острову. Словно из воды к павильону выходила каменная терраса, украшенная вазами с цветами и тропическими растениями. От четырехколонного портика спуск вел к воде, на последних уступах к которой стояли две бронзовые статуи: «Мальчик, удящий рыбу» работы скульптора П. Ставассера и «Рыбак с неводом» работы А. Степанова.

С террасой соседствовал перистиль — прямоугольный дворик, окруженный колоннадой, столбы которого густо перевивались плющом. Вдоль береговой черты от перистиля шла открытая галерея, заканчивавшаяся сводчатой нишей, со скульптурной композицией Николая Пименова «Мальчик, просящий милостыню, присланной скульптором в 1843 году из Италии. На фоне густой зелени и плюща беломраморная статуя смотрелась особенно эффектно.

Боковую стенку перистиля украшали также два барельефа графа Федора Толстого «Начало княжения Рюрика» и «Свадьба Игоря и Ольги», украшавшие вход в павильон и на гранитную лестницу во второй этаж. Рядом с входом находился мраморный полукруглый бассейн, вода в который пада­ла из пасти змея, схваченного орлом. Здесь же на кронштейнах стояли два беломраморных бюста: гречанки и женщи­ны под вуалью; а у лестницы — роскошный мраморный диван и изящная группа «Амур и Психея», созданные методом галь­ванопластики.

Центральный вход в павильон находился с южной стороны, откуда посетители попадали в атриум — главное помещение древнеримского жилища. В середине атриума располагался квадратный бассейн с фонтаном и открытый над ним потолок, поддерживаемый четырьмя мрамор­ными колоннами. Дабы сохранить внутреннее убранство от превратностей местного климата проектом был предусмотрен стеклянный потолок, который раскрывался в жаркую погоду и закрывался в холодную.

По гранитной лестнице, уставленной по уступам статуями и классическими треножниками, из перистиля можно было подняться в башню, в кабинет Императора Николая Первого. Это была небольшая комната в три окна с простой мебелью, которую винтовая лестница связывала с верхним этажом, откуда открывался прелестный вид на гладь пруда и цветочный сад. Благодаря выдающейся работе Эрлера и его сподвижников сверху сад казался огромным пёстрым ковром, разостланным на лужайке.

В центре сада возвышалась хрустальная колонна — подарок Фридриха Вильгельма Четвертого Императору Николаю Первому.

Со стороны главного входа павильон был украшен небольшим портиком с серыми колоннами и двумя античными канделябрами. Перед портиком был разбит квадратный цветочный садик, в центре которого поместили «фонтан Нарцисс, в подражание прусскому фонтану в Сан-Суси близ Потсдама.

С юга цветник ограничивался массивной стенкой из белого мрамора, с таким же диваном и столиком; стенка украшалась тремя мраморными вазами и четырьмя бюстами: Зевса, Геры, Цереры и Флоры. Завершал перечень достопримечательностей острова  располагавшийся в его восточной части огромный ветвистый дуб, посаженный Николаем Первым, Рядом на бронзовой дощечке, висевшей на одном из сучьев, была надпись:

«Вложенный желудь снят с дуба, осеняющего могилу незабвенного Вашингтона, и поднесен в знак величайшего уважения Его Величеству Императору Всероссийскому. Американцы». После смерти императора вокруг разросшегося из жёлудя дуба ежегодно летом устанавливалась золоченная корзинка с незабудками.

Работа мастеров была высоко оценена Николаем Первым. Ключевые фигуры строительства — старший советник начальника петергофского дворцового правления Карл Виммер, каменных дел мастер Якову Берри и садовый мастер Петр Эрлер – были награждены бриллиантовыми перстнями.

Благодаря обилию разнообразных украшений и художественных ценностей Царицын остров часто называли островом сокровищ.

Несколькими годами позже начал преображаться и соседний остров, на котором в 1846 г. Николай Первый поручил А. Штакеншнейдеру построить павильон к свадьбе великой княжны Ольги и принца Вюртембергского Карла. При этом постройку следовало возвести, «соображаясь в архитектурном отношении с фасадом такого павильона на Царицыном острове, но в меньшем размере».

Работы следовало завершить ко времени первого приезда великой княгини Ольги Николаевны в Россию после замужества. Это определило лихорадочные темпы строительства: на первоначальное строительство ушло менее двух месяцев, а чтобы придать павильону к назначенному сроку более оконченный вид, то наружный и внутренняя стены были временно обтянуты были холстом и окрашены, а полы обтянуты паркетной клеенкой. Окончательно же павильон был отделан лишь двумя годами позже и получил вместе с островом название Ольгин.

Ольгин павильон представлял собой трехэтажное строение итальянской архитектуры; на каждом этаже располагалось всего по одной комнате с выступными балконами. Над верхним этажом была устроена открытая площадка-терраса с деревянной, решетчатой перголой для вьющихся растений. С площадки открывался прекрасный вид на Петергоф и ближайшие окрестности. От нижнего этажа павильона по удобной каменной лестнице можно было спуститься к озеру, где желающих прокатиться по водной глади ожидали легкие лодки, а для царских особ были зарезервированы венецианские гондолы.

Весь остров был обращен в тщательно отделанный парк; на средней лужайке, на гранитном пьедестале, была поставлена замечательная по художественной красоте бронзовая женская фигура работы скульптора Витали, а по другую сторону павильона установлена в уровень с водой скульптура русалки работы Ставассера. Сообщение острова с берегом осуществлялось посредством парома, способного брать на борт до двух десятков человек.

Многочисленные украшения островов были дополнены предметами коллекции известного русского дипломата Д. П. Татищева, ставшей посмертным даром в адрес императорского двора. В Петергоф поступило свыше трех десятков скульптур, часть из которых была помещена в Большом дворце, часть — в Царицыном и Ольгином павильонах. Среди них была статуя «Амур, спящий на колчане». Статуя была размещена на уступе лестницы на башню, над фонтаном маскарон, иногда устанавливалась на спинке мраморной скамьи во внутреннем садике-оранжерее Царицына павильона; на зиму она переносилась внутрь павильона и находилась в Атриуме.

Во второй половине 19 в. на островах неоднократно устраивались театральные и балетные представления, приуроченные к памятным датам или визитам высокопоставленных особ. В 1897 г. на южном берегу Ольгина острова был построен открытый деревянный театр, несомненной изюминкой которого была украшенная декорациями в виде руин сцена, устроенная прямо на пруду и отделенная от острова полоской воды. На ее подмостках танцевали ведущие артисты Императорских театров. Увы, век театра оказался недолог, и в 1905 г. островной театр был разобран.

Небольшое количество посетителей, периодические ремонты позволили достаточно неплохо сохраниться павильонам до самой революции, надолго изменившей судьбу творений Штакеншнейдера. Практически сразу же после революции Царицын остров с павильоном был открыт для обозрения. В правилах посещения Петергофских дворцов на 1920 год говорилось, что к осмотру острова «допускаются группы одновременно не более 5-ти человек».

Судьба Ольгина павильона оказалась куда драматичнее. В 1918 году он также был открыт как музей, однако уже в 1926-м его исключили из музейной сети, хотя и был оставлен под охраной государства. При этом часть скульптуры была перенесена на соседний Царицын остров.

Как отмечал петергофский краевед В.А. Гущин, «Музейные работники на него не обращали внимания, считая, что павильон доживает последние недели, потому что бутафорски, в два месяца, построенный к приезду дочери Николая Первого, он непрочен, и поддерживать его сейчас слишком трудно». Так, до Великой Отечественной войны павильон и простоял практически бесхозным и без охраны. Во время войны удивительным образом здание павильона смогло выдержать бомбежки и артиллерийские обстрелы.

С началом войны музейные ценности удалось спасти, проведя своевременную эвакуацию. Однако сами здания в годы ок­купации Петергофа получили серьезные повреждения. Часть деревьев Колонистского парка была вырублена. Закончилась война, начала налаживаться мирная жизнь, постепенно отстраивался Петергоф. Однако находившиеся вдали от людских глаз павильоны долгое время ожидали своей участи. Некогда красивейший петергофский уголок, продолжал находиться в неприглядном виде, пройдя путь от «оазис вкуса и ро­скоши» до руинированного состояния.

Отпускавшиеся государством средства на восстановление садово-парко­вого комплекса, в первую очередь, направлялись на реставрацию объектов Нижнего парка, а также на Верхний парк. Павильоны же Колонистского и Лугового парков могли рассчитывать лишь на консервацию. При этом Царицын павильон проходил консервацию в 1957–58  гг., в ходе которой были сменены прогнившие балки пе­рекрытия, полностью заменена кров­ля, остеклен фонарик атриума. Окна и двери здания зашили прочными щитами; была выполнена также специаль­ная консервация флорентийских и помпейских мозаик.

Куда более печальная участь ожидала Ольгин павильон. Дело осложнялось тем, что он был полностью окружён Ольгиным прудом, долгое время имевшим статус городского питьевого водоема. В этих условиях было принято решение отложить его консервацию, хотя к тому моменту объект уже находился в состоянии, близком к руинированному.

Несомненно, петергофские старожилы помнят пожилую пару, дядю Антона и тетушку Марфу, на которую была возложена обязанность охранять острова от непрошеных посетителей.  Проживали они в одноэтажном флигеле на Царицыном острове и охраняли остров от нежеланных посетителей. На Ольгин же остров можно было попасть лишь зимой по замерзшему льду. Те, кому удавалось это сделать, отмечали мрачную и угрюмую заброшенность здания, внутри которого сохранялась полуразрушенная винтовая лестница.

Не слишком пристойная картина складывалась и по берегам Колонистского парка. По воспоминаниям очевидцев, «это один из красивейших уголков города, но уголок запущенный. Щебенчатая дорога, идущая вокруг пруда, не ремонтировалась много лет. Она вся в выбоинах и ухабах, после дождей здесь образуются огромные лужи… Берега пруда, особенно в его юго-восточной части, сильно осели и за­болочены. В часы наибольшего подъ­ема воды здесь невозможно пройти. Посаженных вокруг Ольгина пру­да молодых серебристых их явно недостаточно, многие деревца сломаны, так как плохо охраняются».

Прошло еще несколько десятилетий, прежде чем в ходе начавшейся в 2001 г. реставрации русские и польские мастера смогли совершить маленькое чудо, вернув к жизни замечательный ансамбль петергофского Колонистского парка. И сегодня, как и прежде, во времена Николая Первого, можно полюбоваться античной мозаикой и коллекцией скульптур, с высоты Ольгина павильона насладиться прекрасным видом на окрестности и оценить гармонию стеклянной колонны, окруженной пестрым цветочным ковром. А при входе туристов и жителей города встречают лучшие в городе розы и небольшая корзинка с цветами, уютно расположившаяся под сенью могучего дуба из американского желудя, посаженного некогда создателем «петергофского парадиза» — Николаем Первым.