«Эрмитаж» над тихой заводью Луги

Одним из самых усадебных в Петербургской губернии являлся Ямбургский уезд: к концу 19 в. на его землях насчитывалось свыше ста имений. Большая их часть располагалась достаточно кучно на Ижорской возвышенности и прилегающих территориях. Гораздо реже они формировались в дельтах крупных рек и на побережье Финского залива, что во многом объяснялось качеством почв, а также расселением крестьян-переселенцев из соседних губерний, в складчину покупавших бывшие имения и деливших их на отдельные хутора. Но несмотря на это в приморской части бывшего уезда по сей день можно отыскать следы бывших дворянских усадеб, оставивших свой след в истории нашего края.

Одно из таких помещичьих имений находилось в нижнем течение Луги, при впадении в нее небольшой речки Солки.  Здесь, в укромном месте, утопая в зелени, располагалась небольшая усадьба Мариенгоф.

История происхождения усадьбы берет свое начало еще в петровскую эпоху. Тогда обширная местность к западу от Ямбурга, именовавшаяся Терпигорье, была пожалована перешедшему на русскую службу шведскому генерал-аншефу Францу-Вильгельму Блекену. Позднее, после его кончины его дочь, Шарлотта-Мария, овдовев после смерти своего супруга, полковника Иосифа Ивановича Корфа, продала в 1770-х гг. часть своих владений, включая Мариенгофскую мызу, генеральному консулу шведского купечества в Нарве Ефиму Ивановичу Дельфину. Именно при нем мыза преобразуется в полноценную усадьбу – появляется господский дом, небольшой парк, разбиваются приусадебные сад и огород. Возможно поэтому многие исследователи ошибочно считали усадебный дом образцом шведского или голландского дома хотя по большому счету он являлся образцом архитектуры эпохи классицизма последней трети 18 в.

Наследник Ефима Ивановича — Александр Ермолаевич Дельфин в 1810 г. решил расстаться с имением: новым покупателем стал Дмитрий Петрович Резвый. Судя по всему, Резвый являлось прозвищем, данным по свойству характера его отцу Петру Терентьевичу Балакшину — купцу, подрядчику, именитому гражданину Санкт-Петербурга, а с 1774 года бургомистру столицы. Так прозвище стало наследственным семейным наименованием-фамилией. Тогда еще никто не знал, что Резвые вплоть до самой революции обоснуются в Мариенгофе.

Новый хозяин усадьбы сделал блестящую военную карьеру: еще юношей он участвовал в осаде Очакова в 1788-1789 гг.; пятью годами позднее — штурмовал предместье Варшавы Прагу в войсках А.В. Суворова; командуя артиллерией, отличился в сражении при Прейсиш-Эйлау в 1807; с 1808 года в Дунайскую кампанию очередной русско-турецкой войны 1806-1812 гг. он командовал артиллерией, получил чин генерал-майора. Всего через 18 дней после заключения в Бухаресте мирного договора с турками началась Отечественная война. Дмитрий Петрович Резвый, как и в предыдущем походе, командовал артиллерией в армии адмирала П. В. Чичагова, за храбрость, проявленную во время войны, был награжден несколькими орденами и закончил кампанию 1813-1814 гг. генерал-лейтенантом. Его портрет кисти Дж. Доу находится в военной галерее Зимнего дворца в числе 332 332 портретов героев Отечественной войны 1812 года. Однако в 1816 г. в возрасте 54 лет ему неожиданно пришлось уйти в отставку по распоряжению всесильного А. А. Аракчеева, с которым у генерала не сложились отношения.

Лишь после этого Дмитрий Петрович смог себя посвятить благоустройству Мариенгофа: строительством хозяйственного двора, служб, расширением парка. И если при Дельфине Мариенгоф внешне оформился как полноценная усадьба, то Резвый положил начало формированию удивительного убранства господского дома, за которое долгие годы Мариенгоф называли «Эрмитажем Ямбургского уезда».

Здесь можно было увидеть подобранную со вкусом старинную мебель, часы, книги. Стены небольших комнат украшали картины, подаренные генералу сослуживцами. Особую теплоту вызывала коллекция полотен, изображавшая друзей и родственников хозяина. К каждой картине прилагались записи, «дабы о подарках не забыли и внуки».

После смерти Дмитрия Петровича хозяйкой поместья в 1823 г. стала его жена Надежда Васильевна.

Воспоминания о ней оставила М. Ф. Каменская — дочь графа Ф. П. Толстого, вице-президента Академии художеств. Ей было всего восемь лет, когда она вместе с отцом в 1825 году гостила в Мариенгофе, но увиденное и услышанное так поразило ее, что запомнилось надолго:

«И точно, папенька не забыл завезти нас в прелестную деревушку старушки Резвой. Что это был за мирный уголок! Стоило только взглянуть на хорошенький, утопающий в зелени барский домик, чтобы подумать, что все, кто живет в нем, должны непременно благоденствовать и наслаждаться тихим семейным счастьем. Вера Дмитриевна страшно нам обрадовалась, а генеральша Резвая приняла папеньку с маменькой необыкновенно ласково и любезно. И обе вместе, мать и дочь, пристали к отцу моему не уезжать так скоро, а погостить у них недельку. Папенька сначала с удовольствием согласился на любезное приглашение, но дня через два милая и любезная генеральша оказалась такою ярою крепостницей, что мы и недели у них не выжили. Уже одно то, что по стенам ее спальни, вместо картин и украшений, висели арапники и плетки, воротило отцу душу. А тут еще денька через три после нашего приезда, крепостная девушка, приставленная для услуг к маменьке, вдруг повалилась к ней в ноги и со слезами начала умолять пожить у них подольше, говоря, что с нашим приездом они свет увидали, отдохнули, что когда у генеральши нет никаких гостей, она плетками и арапниками, что у нее в спальне, своими руками немилосердно дерет своих девок и баб… и на другой день мы распростились с нашими любезными хозяйками и уехали от них».

Именно к середине 19 в. относится первое изображение усадебного дома в Мариенгофе, дошедшее до наших дней. Его заказал наследник имения, Модест Петрович Резвый, унаследовавший поместье от матери в 1846 г., художнику Алексею Яковлевичу Волоскову.  Доминантой картины является поставленный на небольшом пригорке господский дом, от которого вниз к Солке ведут две лестницы. Через дорогу от дома расположены качели и небольшой гостевой домик. Усадебный пейзаж дополняют хозяйственные постройки – деревянная мельница, рига, а также строящие небольшой плот местные крестьяне. Типичный уголок мелкопоместного дворянского имения.

Всем этим великолепием Модесту Дмитриевичу удалось наслаждаться недолго: в 1853 г. он скончался, не оставив совершеннолетних наследников. В результате над поместьем была учреждена опека, проведено новое межевание и перепланировка. Изменения коснулись расположения хозяйственных построек, перемещенных подальше от барского дома. Именно в таком виде имение существовало до революции, дополненное кирпичным и лесопильным заводами. Появились они с легкой руки графа Георгия Николаевича Сиверса, с семейством которого породнились Резвые незадолго до событий 1917 г.

Потрясающие воспоминания о посещении Мариенгофа оставил Николай Николаевич Врангель в статье «История одного дома», помещенной в журнале «Старые годы»:

Первый раз я был в Мариенгофе поздней весной. Ярко зеленела и смеялась пробивающаяся трава, застенчиво кутались в обновленную листву деревья. Солнце, всю зиму запрятанное тучами, ласково усмехалось в голубом высоком небе. Чуть-чуть иногда задевали его легкие, как белые барашки, пасущиеся облака. Словно голубое море расстилалось над землей.

Далеко-далеко видно, как убегает, извиваясь, капризная дорога, и там на берегу реки стоит небольшой дом. Он весь белый, такой маленький, аккуратный, и чувствуется, что в нем живут уже давно. Старые дома, как и старые люди, как-то особенно греют и тревожат, когда играет кругом молодая жизнь…

И доселе сохраняется и тщательно бережется членами этой семьи маленький старый дом… Хорошо ему стоять у векового сада, глядя окнами на водяную гладь тихо струящейся Солки. А по стеклам окон скользят тени смутных колыханий травы, растущей у дома, и приветливо глядит белое, уютное и опрятное жилье среди дикой, растрепанной природы…

… Второй раз я был в Мариенгофе ранней осенью. Листва, зеленая и полнокровная, еще висела на деревьях. Вспаханные поля уходили линейками-бороздами к горизонту. Косой, крупный дождь серой марлей затягивал небо. Вдали синим уже казался лес. В небе стояло еще не закутанное тучами солнце, и уже немного нерешительно лило оно на землю свои последние лучи.

На той же реке стоял еще тот же дом. Он такой же старый и чистенький, да и зачем ему перемениться за два лета? Внутри осенью все то же. Только не так радостно улыбаются стаканы на столе в столовой, и робко скользят по ним солнечные лучи. Предметы в доме все те же: та же мебель и те же портреты на стенах. Опять ходишь из комнаты в комнату, и так же, как тогда, стучат шаги, и так же глядят портреты. Но среди всех этих мертвых жильцов есть один, какой-то особенно красивый и странный. В красной круглой гостиной, у левого окна, стоит небольшое бюро крепостной работы. Оно очень затейливое, с круглым «туловищем», на изогнутых ножках, которые оканчиваются копытцами. Снизу его женщина с крыльями и широко открытыми глазами обеими руками поддерживает корпус. Хитро выложен орнаментом большой ящик бюро с прекрасным бронзовым вызолоченным ушком замочка. Внимательно рассматривая эту вещь, примечаешь ее какую-то совсем особенную, «человеческую» наружность. Надо найти ключ, который где-то запрятан. Я вставил его в замок, открыл ящик и нашел мелким почерком исписанную тетрадку. Бумага слегка пожелтела, шуршала как-то грустно и сердясь, и неровный женский почерк бежал со страницы на страницу. Я сел в кресло и принялся читать…..

С Мариенгофом связано творчество одного из выдающихся отечественных художников, Ивана Шишкина, побывавшего в имении в 1894 г. Следствием этого визита стали два полотна великого мастера, написанные в усадьбе Резвых. И если картина «Около дачи» до сих пор украшает фонды Государственный музей изобразительных искусств Республики Татарстан, то переданные в Калужский областной художественный музей «Лес по дороге в Мариенгоф» была утрачены в годы Великой Отечественной войны.

Идиллическая картина, описанная Врангелем, довольно быстро исчезла после революции. Сегодня ядро бывшей усадьбы занято постройками деревни Кошкино. На фундаменте господского дома выстроен сельский клуб.

 

Запечатленный на полотнах склон к реке зарос многочисленными деревьями и кустарниками. Живым напоминанием о существовании усадьбы остаются лишь внушительных размеров старинные парковые деревья — дубы, лиственницы, вязы, ясени, клены, помнящие времена, когда Мариенгоф являлся родовым поместьем Резвых – дворян, поколениями состоявших на военной службе русского государства.

На территории бывшей усадьбы Мариенгоф