Осмотрев военные укрепления, мы покидаем северную часть Кургальского полуострова, куда заехали ненадолго, и вновь настраиваемся…
Большое Куземкино и его окрестности. Часть первая. Островная. Владения Байковых — Зейдлица — де Боде.
Мертвица, отделяясь от Россони, впадает при селе Куземкино в Лугу и через то составляет треугольный остров, окружаемый с одной стороны — Лугой, а с другой — Россонью и Мертвицей (Ф.О. Туманский)
Итак, мы отъезжаем от здания администрации, возвращаемся на шоссе и сворачиваем направо. Слева в стороне остается кирха Святого Андрея, куда мы еще непременно вернемся.
Выехав за пределы деревни, практически сразу же слева замечаем мост через Мертвицу. Нам туда.
Остановившись на мосту, поглядим налево и направо.
Мертвица — небольшая речушка с извилистым руслом (хотя до Россони в этом плане ей далеко). Совместно со своими «старшими сестрами» — Лугой и Россонью — она образует необычный речной остров, посещение которого и станет первой частью нашей поездки. Несмотря на то, что сегодня здесь осталось совсем немного свидетельств минувших эпох, этот небольшой остров хранит немало интересных страниц истории края.
Переезжая мост, мы видим, что по обе стороны от дороги раскинулись современные частные дома. Между тем, в 19 веке на этой территории располагалась усадьба, принадлежавшая англо-французской семье де Боде. Самым известным представителем семьи стала баронесса Мэри де Боде. История появления европейских аристократов в Нижнем Прилужье весьма интересна.
Мэри де Боде родилась в семье английских дворян. Ее отец — Томас Киннерзлей — владел обширными поместьями в Стаффордшире. С юных лет Мэри питала страсть к путешествиям. Будучи во Фландрии, она познакомилась с французским офицером, бароном Карлом-Августом Боде, и в 1775 году вышла за него замуж. Казалось бы, впереди у семьи — обеспеченная жизнь европейских аристократов. Однако не прошло и года, как грянула Великая французская революция. Семейство Боде осталось у разбитого корыта; более того, главе семьи грозила смертная казнь. В итоге на смену французскому благополучию пришла скромная жизнь беглецов в Германии.
Неизвестно сколько продолжалась бы такая жизнь, если бы не случайная заметка в газете, попавшаяся на глаза баронессе. В ней говорилось, что императрица Екатерина Вторая приглашает в Россию иностранцев и дарует им земли на юге своих обширных, но малонаселенных владений. Решительная Мэри де Боде отправилась в далекую и незнакомую Россию, взяв с собой своего старшего сына Клементия.
Этот ход оказался весьма удачным. Уже через некоторое время баронесса сообщала своим родным приятные новости:
«До сих пор мне везет в моем предприятии, благодаря имевшимся у меня рекомендательным письмам. Всюду, где я бываю, меня принимают с уважением и дружбой. Императрица уже прислала 600 рублей на ежедневные расходы и распорядилась поместить меня на удобной квартире».
Дела ее сына, Клементия, тоже шли неплохо. Он был назначен в гвардейский полк, которым командовал покровитель баронессы граф Платон Зубов, фаворит Екатерины. Позднее Клементий вступил в брак с дочерью богатого и влиятельного англичанина, жившего в Петербурге, Шарлоттой Гарднер.
Что же касается имения, то первоначально семья выбрала поместье в Екатеринославской губернии, впоследствии присоединив к нему крымское владение с виноградниками в районе Судака. Увидев, что жизнь налаживается, к супруге направился из Германии барон с младшими детьми.
Все складывалось как нельзя лучше, как вдруг осенью 1796 года приходит известие о кончине Екатерины Второй. Начинается недолгая эпоха царствования Павла Первого.
Баронесса в тревоге поспешила в Петербург. Добившись аудиенции у императора, она представила себя жертвой приближенных Екатерины. Впечатленный монарх не только оставил за де Боде все земли, полученные ранее, но и пожаловал еще 200 душ крепостных, а также имение Ропшу на западе Санкт-Петербургской губернии. Так, семейство европейских аристократов пустило свои корни в нижнем Прилужье. После смерти барона главой семейства стал и фактическим хозяином Ропши стал уже упоминавшийся старший сын Клементий Карлович де Боде. Старший сын ее дослужился до чина полковника. Остальные семеро детей также были устроены в разные привилегированные учебные заведения и полки. За десять лет до своей смерти Мэри Боде писала:
«Россия — теперь моя единственная родина. Я должна быть вечно благодарна русским за их гостеприимство, а императорской фамилии за ее великие милости».
Умерла баронесса в 1812 году в Москве на пути в Крым. Возможно, причиной тому было волнение: напомним, что в этот момент армия Наполеона двигалась на Москву…
Одна из внучек баронессы — Аделаида Клементьевна – связала свою судьбу с овдовевшим таможенным чиновником Аркадием Семеновичем Тимирязевым.
Четверым их сыновьям — Николаю, Дмитрию, Василию и Клименту в детстве довелось гостить в Ропше и видеть обстановку, в которой жила их прабабушка. По воспоминаниям Василия Аркадьевича:
«В детстве и юности я часто живал в нем, и невольно мне грезилась в каждом уголке длинного старого деревянного дома, построенного моим дедушкой, бароном Климентом Карловичем Боде, высокая строгая старуха, моя прабабушка».
У каждого из правнуков был свой путь в жизни. Василий стал плодовитым литератором. Дмитрий проявил себя как видный экономист, работая в Министерстве финансов. Николай избрал военную службу. Самый младший из братьев, Климент, пожалуй, сильнее всех чувствовал кровную связь со своими предками. Благодаря матери он знал английский язык не хуже русского. Его всегда тянуло на родину предков, и при каждом удобном случае он старался съездить в Англию.
Климент Аркадьевич Тимирязев был избран членом Лондонского королевского общества, а также удостоен почетной степени доктора точных наук Кембриджского университета.
«Я — русский, — писал он, — хотя к моей русской крови примешана значительная доля английской»…
От построек усадьбы де Боде давным давно ничего не осталось, но память об англо-французских аристократах речной остров хранит и поныне.
Наш короткий исторический экскурс заканчивается, и мы продолжаем двигаться дальше по грунтовой дороге, окруженной деревьями с обеих сторон.
Довольно быстро дорога выводит нас к берегу Луги и далее следует вдоль нее. В самом начале береговой дороги аккурат вдоль реки раскинулась деревня Новое Куземкино — едва ли не единственный населенный пункт острова, не считая территорию бывшей Ропшинской усадьбы.
Появление деревни относится к периоду Столыпинских реформ. Туда переселились ряд зажиточных крестьянских хозяйств из Большого Куземкино. Первоначально деревня состояла из 20 домов. Первые годы советской власти сопровождались некоторым подъемом жизненного уровня местных крестьян. Их земельные владения были расширены, в работе стали использоваться сельскохозяйственные орудия и инвентарь. В результате к началу 30-х годов деревня насчитывала около 30 дворов.
В предвоенные годы деревня продолжала расти несмотря на период политических репрессий. Место выбывших крестьян занимали приехавшие по вербовке в колхозы из других областей. А перед самой войной число местных жителей пополнилось за счет переселения в нее жителей из небольших соседних деревушек и хуторов. В результате к началу войны деревня насчитывала около 60 домов, из которых после войны вернувшимися местными жителями было обнаружено лишь пять.
Постепенное послевоенное восстановление деревни было прервано в 60-е годы, когда она попала в число «неперспективных». Жители переселялись поближе к центральной Куземкинской усадьбе. От деревни, насчитывавшей некогда десятки хозяйств, в Новом Куземкино оставалось лишь несколько семей.
От полного исчезновения деревню спасло дачное строительство. И сегодня, проезжая вдоль берега Луги, можно видеть по правую строну индивидуальные жилые дома. Хотя единственным способом добраться до деревни является личный транспорт, а ведущая в деревню грунтовая дорога по-прежнему оставляет желать лучшего.
Ну а мы едем через деревню по грунтовой дороге; справа рядком располагаются жилые дома, слева — поросший кустарником и травой берег реки: типичная картина для Нижнего Прилужья.
Кое-где к лужским водам ведут организованные спуски.
В конце деревни по правую сторону, если повезет, можно увидеть вот такую картинку.
После Нового Куземкино пейзаж несколько меняется. Вокруг никаких домов; нас окружают только речные воды, компактные лесные участки и поросшие высокой травой поля.
Одно из таких полей располагается на месте урочища Рисукюля.
Рисукюля («Мусорная деревня», «рису» — мусор, хлам; «кюля» — деревня) была совсем небольшой деревенькой – всего 8-10 домов. Они были хорошо видны из Нового Куземкино и располагались по хуторской системе, находясь на некотором расстоянии друг от друга. Жизнь Рисукюля завершилась в 1939 году, когда было принято решение о ликвидации хуторов. Все дома перекочевали в соседнее Новое Куземкино.
Именно в районе Рисукюля наша дорога раздваивается. Более качественная ее часть практически перпендикулярно отходит от Луги и двигается в южном направлении, упираясь в первый из многочисленных по счету изгибов реки Россонь. Если же продолжать ехать по полевой дороге вдоль Луги, то можно упереться в шлагбаум, за которым находится как минимум два заслуживающих рассмотрения объекта — исток реки Россонь, отбрасываемой Лугой в качестве одного из своих рукавов, и территория бывшей усадьбы Приречье, составлявшей владения Байковых-Зейдлица и входившей к началу двадцатого века в число наиболее благоустроенных барских усадеб Нижнего Прилужья.
За время своего существования Приречье неоднократно меняло свое название. В писцовых книгах Шелонской пятины обозначено «сельцо на Россоне» 1571 г. По шведским хроникам 1618-1623 гг. проходит другое название: «мыза Паллисси – Вторая Россона (деревня — поместье). Впоследствии местные жители называли деревню «Прилич», русские – Приречье, а ингерманландские финны называли ее «Палльысин мойсио».
Напомним, что с середины 19 века весомая часть земель Нижнего Прилужья принадлежала купцам Байковым, потомкам знаменитого лейб-кучера Александра Первого Ильи Ивановича Байкова. Сюда вошла и территория на стыке рек Луга и Россонь.
Именно здесь расположил свою усадьбу один из многочисленных представителей купеческой семьи Байковых Тимофей Трофимович Байков. После смерти Байкова Приречье унаследовала его дочь, Екатерина, вышедшая замуж за пехотного штабс-капитана Михаила Петровича Камышанского. Относящееся к этому времени описание позволяет сделать вывод, что Приречье являлось полноценной барской усадьбой. Ее общая площадь составляла 4,5 десятины, из которых 2,5 десятины занимал усадебный парк, рассеченный старой березовой аллеей. Рядом располагался сад, украшенный высаженными кустами акации и сирени.
На территории усадьбы располагался одноэтажный деревянный господский дом с мезонином и двумя балконами, флигель управляющего, амбары, людская, конюшни с экипажным сараем, молочня, скотный двор, кузница, ледник, бани. Все постройки были на тот момент новыми, выложенными из булыжника. Особо подчеркивалось, что Приречье «богатством построек выделяется от других имений местности».
Предпринимательская жилка, традиционно присущая семье Байковых, несомненно присутствовала и у хозяина Приречья: на расположившемся напротив усадьбы правом берегу Луги им был заложен полумызок Варево с кирпичным заводом, казармами, конторой и всем необходимым для быта рабочих, а чуть далее, по течению Россони располагался хозяйственный полумызок Арсия, где существовало молочное хозяйство. К началу двадцатого века в Приреченской усадьбе появились новые постройки — птичник, оранжерея, дом садовника.
Последним из числа владельцев Приречья был барон Эраст Оскарович Зейдлиц. Немецкое происхождение нового хозяина должным образом воплощалось в подходе к развитию своего имения. Основной акцент Зейдлиц сделал на получении молока и мяса. При нем в Приречье было выписано из-за границы около 600 голов породистого крупнорогатого скота, который снабжался обильным количеством заготавливаемых кормов. Объем работ в усадьбе был таков, что на сезонные работы приходилось нанимать крестьян из соседних деревень.
Определенные изменения, видимо, произошли и среди состава барских построек, поскольку в описании усадебного дома Зейдлица говорится, что « на высоком фундаменте, обшитый тесом, покрашенный белой краской, построенный в виде буквы П, стоял баронский дом с колоннами. В доме было два этажа. Крыша покрыта жестью. Дом стоял на берегу реки Луги». Судя по всему, Зейдлиц был весьма оригинальным человеком: во всяком случае, он сочетал свою деятельность в Ямбургском Уездном собрании с регулярными праздниками в приятном женском обществе, проводившимися в Приреченском имении…
После революции и отъезда Зейдлица усадьба какое-то время находилась без присмотра. Затем, в 1923 г. здесь была создана артель «Землероб» Наровской волости. Позднее ее реорганизовали в коммуну, а затем и в колхоз «Землероб». После ликвидации усадьбы местных жителей в Приречье не осталось, т.к. колхозники были жителями других деревень. Однако к середине 30-х годов усадьба ожила: в ней квартировали полтора десятка семей, перебравшихся из других деревень поближе к рабочим местам.
Война не слишком сильно сказалась на состоянии усадьбы: к 1950 г. в Землеробе там находился центр совхоза, стояло около 10 домов, скотный двор, зерносклад. Однако нехватка жилья и ограниченные возможности по размещению увеличивающегося поголовья скота не позволили Землеробу развиваться. В 1952 г. в соседней Ропше был построен новый двор, туда же перевели скот. Из Землероба постепенно стали уезжать люди, получившие разрешение переселиться в свои дома. К 1953 г. бывшая дворянская усадьба практически опустела. В 1961 г. оттуда перевели остатки скота в новые дворы, построенные в других деревнях. Деревня попала в разряд неперспективных, да и сами жители не хотели жить так далеко от центра. В 1964 г. в деревне уже никого не осталось, она перестала существовать.
Сегодня редкий путешественник, добравшийся до истока Россони, сможет найти сложенные из валунов остатки бывших хозяйственных построек, а также отдельные деревья, некогда составлявшие усадебный парк. Это все что, осталось от некогда процветавшей Приреченской усадьбы…
Осмотрев Приречье, мы продолжаем свое путешествие. На смену грунтовым и полевым дорогам вдоль Луги приходит дорога вдоль реки Россонь. Берег реки порос деревьями, кустарником и травой, поэтому летом удобные спуски к реке найти не просто. К тому же отличительной особенностью Россони является извилистое русло, очертания которого отчасти повторяет и наша дорога.
На одном из первых речных «виражей» сквозь поросший травой речной берег видна деревня Волково.
Чуть дальше, где Россонь делает крутой поворот-петлю, формируя тем самым небольшой полуостров, некогда находилась небольшая деревня Мундировка. В самом узком месте этой петли, где расстояние от одного берега до другого не превышает ста метров, стояло около десятка домов.
Существуют сведения, что перед революцией владелец Приречья барон Зейдлиц планировал организовать в Мундировке водохранилище. Для этих целей предполагалось прокопать вручную стометровую перемычку между берегами, но успели вырыть только глубокий ров…
В период коллективизации в этой маленькой пограничной деревне был организован колхоз, который позднее соединился с совхозом «Ударник-Ропша». Фактически деревня была ликвидирована перед самой войной, а дома из нее «переехали» в Новое Куземкино. Но и их участь оказалась печальной: они сгорели вместе с домами Нового Куземкино. После войны жители так и не вернулись в Мундировку, и сегодня о ее существовании не напоминает ничего, кроме довоенных карт.
Проехав еще немного вдоль Россони, дорога сворачивает направо, следуя теперь вдоль реки Мертвица.
Миновав лесистый участок, мы замечаем, как окружающий нас ландшафт меняется. Дорога отходит от реки и устремляется на север. При этом справа остается лес, а по левую руку нас отделяют от Мертвицы поросшие травой поля.
Так, мы огибаем расположенный в центре речного острова лесной массив и вновь выезжаем к Мертвице в район хутора Колено, где река делает живописный изгиб. Здесь мы останавливаемся на привал, чтобы полюбоваться одним из наиболее живописных пейзажей, доступных на острове.
Слева на противоположном берегу реки находится старинная деревня Ропша. С нашего берега к ней ведет необычный мостик, к которому мы еще обязательно подъедем.
Прямо напротив нас на левом берегу Мертвицы находится средневековая курганная группа из нескольких насыпей.
Сам же хутор обосновался на землях бывшей Ропшинской мызы и получил свое название из-за места нахождения. Здесь Мертвица делает крутой поворот, похожий на колено.
Его заселение относится к началу прошлого века, однако до войны здесь находилась лишь пара домов. Интересно, что несмотря на все перипетии 20 века хутор сохранился; более того, и сегодня он оживает лишь с приездом дачников; местные жители стараются селиться поближе к основным куземкинским деревням.
Наслаждаясь плавным изгибом Мертвицы, лишний раз удивляешься тому, насколько причудливые формы принимают зачастую речные русла! Это одна из тех изюминок, ради которой обязательно стоит приехать в Нижнее Прилужье.
Ну а нам пора двигаться дальше. Наш путь на острове заканчивается там же, где начинался – у моста через Мертвицу. Чтобы попасть к нему, мы продолжаем движение вдоль реки, оставляя ее слева.
Перед тем как покинуть остров, отметим для себя единственный сохранившийся на острове военный объект – трехамбразурный пулеметный ДОТ №115, некогда входивший в состав Куземкинского батальонного оборонительного района. Сейчас к нему не подойти – он находится на частной территории.
Мы покидаем речной остров, выезжаем на шоссе и сворачиваем налево. Практически сразу же по правую сторону открывается вид на группу заброшенных построек, к которым ведет проселочная дорога. Это все, что ныне напоминает о существовавшем колхозе «Ударник».
Как уже отмечалось, окрестные земли в 19 веке входили в состав владений де Боде, а позднее были проданы помещиками ропшинским крестьянам.
В начале 30-х годов Куземкинские окрестности оказались в центре оборонительного строительства; тогда же на базе бывшей усадьбы де Боде был сформирован колхоз, получивший название «Ударник», видимо, исходя из качества работы.
Для работы в новом колхозе нужны были рабочие. Руководство стало вербовать людей из других областей России, с Украины. Помимо этого, отряд колхозников пополнялся за счет служивших неподалеку и демобилизовавшихся красноармейцев. Поначалу их расселяли в пустовавшие дома выселенных и репрессированных жителей. Однако вскоре желающих оказалось так много, что пришлось строить новое жилье.
Довольно быстро новый колхоз стал точкой притяжения рабочих рук из соседних деревень, в частности, Ропши и Нового Куземкино. Колхоз стал называться «Ударник-Ропша», а его центральная деревня — «Ударник». Колхоз интенсивно развивался, в деревне шло большое строительство. За короткое время были построены: большое здание для клуба и библиотеки, детский сад, контора, овощехранилище, зернохранилище, кузница, пожарное депо, скотный двор на 100 голов, конюшня для выращивания молодняка лошадей для нужд Красной Армии. Большое внимание колхоз уделял организации досуга своих рабочих. Кроме клуба с летней эстрадой был оборудован стадион, на котором проводились не только колхозные, но и районные соревнования. Спортсмены колхоза занимали призовые места на областных соревнованиях, принимали участие даже в общесоюзных соревнованиях.
Колхозная «идиллия» закончилась уже в предвоенные годы: выращиваемым животным катастрофически не хватало кормов. Попытки «диверсифицировать» свою деятельность за счет посадки новых культур (гречихи, кукурузы) особого результата не принесли. А затем грянула война, которая привела к полному уничтожению деревни.
В послевоенные годы деревню стали обживать снова. Возобновил свою работу и колхоз, вскоре реорганизованный в совхоз с одноименным названием «Ударник-Ропша». На смену парому, переправлявшему людей с Ропшинской стороны на Ударницкую, пришел уже знакомый нам мост через Мертвицу.
В Ударнике поначалу было решено построить центральную усадьбу совхоза, затем планы изменились, и дело ограничилось отдельными постройками. Тем не менее, постепенно Ударник застраивался и развивался до тех пор, пока не наступили 90-е годы. Они положили конец развитию организованных форм сельского хозяйства, а сама деревня стала больше носить традиционный «дачный» формат. Сегодня напоминанием об ударницком колхозе служат лишь остатки построек…
Мы же продолжаем двигаться по шоссе и практически сразу же подъезжаем к старинной деревне Ропша. Шоссе уходит вправо, следуя за извилистым руслом Мертвицы, ну а мы следуем указателю и въезжаем в деревню.
Деревня Ропша
По имеющимся данным археологов первые поселения в районе Ропши появились 1000-1500 лет до н.э. Именно к этому периоду относятся каменные топоры, найденные на территории Ропши. Точных данных о времени появления деревни не сохранилось. Однако учитывая, что своим названием она, вероятно, обязана новгородскому имени Ропша, а также то, что совсем рядом, по реке Луге в далекие времена проходил торговый путь, можно предположить, что деревня могла появиться в 12 веке, когда прилужские земли входили в состав Новгородского государства. Первое же официальное упоминание о Ропше относится к началу 17 века: в шведских писцовых книгах она названа «Ижорская деревня», или «Ижорская мыза» («Iserschoi by»). Известно, что в начале 17 века за мызой было закреплено 12 обеж земли; на ней размещалось 6 дворов, в которых проживал 21 человек. Здесь размещалась усадьба одного из вассалов шведского короля – эстляндского дворянина генерала Гастфера.
Вообще же завоеванные шведами земли, составившие основу новой провинции — Ингерманландии — представляли собой в ту пору печальное зрелище: на месте многих деревень зияли пустоши, куда реже стало встречаться коренное население, многие плодородные земли заросли кустарниками и деревьями…
Но сия участь минула Ропшу. Деревня сохранилась, более того, позднее, в 19 веке Ропша наряду с будущей деревней Ударник составила основу владений уже упоминавшегося рода де Боде.
Согласно уставной грамоте 1862 г. в Ропше проживало 116 человек. Местные крестьяне поначалу состояли на трехдневной барщине, затем по желанию Ропшинского сельского общества перешли на оброк, выплачивая помещице по 8 руб. 11 2/3 коп. в год. Надо сказать, что заработок крестьян не ограничивался только доходами с земли, они могли подрабатывать на соседних лесопильных заводах. В деревне имелся магазин, находящийся на крестьянском наделе, где крестьяне хранили общественный хлеб.
К этому моменту структура Ропши оформилась в традиционном виде для прибрежных деревень северо-запада. Крестьянские усадьбы строились в виде параллельной постановки жилых и хозяйственных построек. Отдельные дома были выстроены «П»-образными в плане и с замкнутым внутренним двором.
Довольно быстро после отмены крепостного права деревня перестала являться владельческой. Причиной тому стало решение в феврале 1881г. сына баронессы Клемента Клементьевича де Боде продать свои земли. Однако смена собственника оказалась вовсе не безоблачной. Вначале эстляндские уроженцы братья Густав и Людвиг Леверы пожелали приобрести оставшуюся от надела ропшинских крестьян землю. В состав приобретаемого имущества вошла собственно мыза Ропша с господским домом, ветряной мельницей и рядом других строений общей площадью 33 десятины за 18 000 рублей серебром. Оставшиеся два участка – уже знакомые нам Большой Остров по реке Мертвице и хутор Колено – общей площадью еще 33 десятины барон решил продать местному крестьянину Михаилу Капралову за 1500 серебряных рублей. Однако планы барона были «скорректированы» местными крестьянами, летом 1881 года подавшими прошение о прирезке земли, недостававшей в наделе (с 1865 года они перешил в разряд земельных собственников). Приглашенный ими землемер установил, что в крестьянских наделах недостает 62,5 десятины удобной земли. Крестьяне просили выдать им копию земельного плана, так как хотели пригласить губернского землемера для проверки земли. Их решимость была такова, что они грозились обратиться к губернатору. В итоге земельный план так и не был найден, и было принято решение пользоваться тем планом, который был у крестьян. Достоверно неизвестно как был решен вопрос, но учитывая, что сделка по продаже земель бароном произошла и помещиков в Ропше больше не было, можно предположить, что по результатам тяжбы местные крестьяне внакладе не остались. В общей сложности крестьяне получили от государств ссуду в размере 11 362 руб. 25 коп. для приобретения 332 дес. 1200 саж. земли.
Однако деревня Ропша оставила свой след в истории не только спорами крестьян с помещиками. О самом удивительном факте из истории деревни речь идет в ходатайстве сына Шарлотты де Боде Клемента, датированном 1856 годом. В нем, в частности, говорится:
«В бурю, свирепствовавшую 10 текущего ноября, крестьяне моей матушки баронессы де Боде деревни Ропша, Михаил Тарасов, Николай Николаев, Иван Матвеев и Селивестр Федоров, находясь близ берега Финского залива, завидели в море большой трехмачтовый корабль, тщетно боровшийся с волнами. Несколько спустя отчалила с него лодка, наполненная людьми, которые силились достичь берега, от коего оставалось больше версты на вербу. Но сильный вал то приближал их к берегу, то уносил в море. Выбившись из сил, поломав весла и оставшись при одном весле в заливавшейся водой лодке, несчастные, видимо, приходили в изнеможение и каждая напиравшая волна угрожала поглотить их в морской пучине. Видя их в такой крайности, упомянутые крестьяне не потеряли присутствия духа, они наскоро нарубили длинные шесты в ближайшем лесу, и, вооружившись ими, бросились на помощь погибающим, при явной опасности для собственной жизни. В особенности отличились здесь М. Тарасов и Н. Николаев, будучи помоложе и побойчее прочих, они отважно подвинулись вперед, где вплавь, где пробираясь сквозь накопившийся шорох, где упираясь на шаткий настил из кольев, они добрались до погибающих и с Божьей помощью успели по одиночке дотащить их до берега при содействии товарищей, 4 английских матросов и 1 помощника штурмана, почти окоченевшего от холода. Эти матросы составляли экипаж английского купеческого судна, севшего на нашем берегу на мель, были вместе с капитаном Чапланом, всех 15 человек, благополучно перевезены с корабля и потом размещены, кто на месте у меня, кто в теплых избах крестьян – где пробыли недолго до отправления матросов на родину».
Далее Клемент де Боде просит наградить крестьян, уверяя, что их действия бескорыстны. Напомним, что шел 1856 год — год окончания Крымской войны, которую вели англичане против России на разных театрах военных действий, в том числе, на Балтике…
А еще деревня Ропша была известна своими корабелами – изготовителями лодок. Промысел этот, не требовавший особенно больших затрат, был доступен для самостоятельного ведения многими хозяйствами. Обыкновенно работа производилась хозяином при помощи взрослых членов семьи, иногда в помощь нанимался рабочий. Материалом служили сосновые бревна, для распилки которых на доски нанимались пильщики. Затем доски смачивались и парились над огнем. Своего пика процесс строительства лодок достигал осенью и весной. Продавались лодки как местным рыболовам, так и приезжим эстонцам-арендаторам. Если покупателя на месте не находилось, то лодку гоняли по реке, в поисках клиента. Один работник мог изготовить лодку, при наличии готового материала в течение 8 дней. Ропшинские лодки по большей части хорошо сбывались, особенно благодаря быстрому развитию сетного лова.
К началу 20-го века ропшинскими землями владело сельское общество, а хозяевами мызы являлись выходцы из Эстонии братья Карья Ян Отто и Иозеп Отто, Турру Карл Якоб и Милли Юган Яковлевич. Их домовладения тянулись вдоль Мертвицы и располагались по традиционному для эстонских крестьян хуторскому принципу от бывшей баронской мызы до Ропши. Для хозяйственных нужд, как и сегодня, был построен деревянный мост.
Сохранились некоторые сведения об особенностях хозяйствования куземкинских и ропшинских землевладельцев. В частности, в крестьянских хозяйствах применялась трехпольная зерновая система, при севообороте: I) пар удобренный, 2) озимая рожь и 3) овес, ячмень и картофель.
В дер. Илькино половина домохозяев подсевают к овсу клевер, только на отдельных участках; в других селениях подсевают клевер лишь некоторые крестьяне, а в двух селениях клевер вовсе не сеют. В деревнях Волково, Большом и Малом Куземкино часть парового поля засевается вшой, а в Волково — ячменем и картофелем; в Ропше и Мертвицах изредка засевается часть пара картофелем.
У поселенцев мызы Ропши распространена 4-польная зерновая система, при севообороте: 1) пар удобренный; 2) озимая рожь; 3) овес, ячмень, картофель и 4) овес; но встречается и улучшенная зерновая, 7-польная, с севооборотом: 1) пар удобренный, 2) рожь озимая, 8) овес с подсевом клевера, 4) и 5) клевер, 6) картофель, 7) овес. В частновладельческих хозяйствах принята улучшенная зерновая система, от 5 до 7 полей; 5-польный севооборот: 1) пар удобренный, 2) рожь озимая, 3) овес с подсевом клевера, 4) и 5) клевер; 7-польный: 1) пар удобренный, 2) озимая рожь, 3) овес с подсевом клевера и тимофеевки, 4)—6) клевер и тимофеевка, 7) овес.
Рельеф пашни ровный, возвышенный, частью слегка волнистый и изредка низменный. Преобладает в данном районе почва серая супесчаная. Подпочва — желтый песок, под супесью часто белесоватый.
Обработка крестьянских полей производится как плугом, так и сохой; во всех селениях плуги есть у большинства домохозяев. Бороны употребляются преимущественно с железными зубьями. Под озимую рожь пашут 2-3 раза. В одном случае есть указание, что 3-я вспашка применяется только на низких местах. Глубина 1-ой вспашки —2—3 вершка, второй—2,5 —3,25 , а третьей — 3 вершка. Первый раз боронят в 2 —7 следов, причем преимущественно в 5 -6 следов; почвы на низких местах и иловатые разрыхляются при большем числе следов. Под картофель вспахивают поле 3 раза. При обработке полей в частных хозяйствах употребляется плуг, борона с железными зубьями, дисковая борона Рандаля и запашник. Под озимую рожь пашут 2 раза на глубину в первый раз— от 2,5 до 3,5 вершков и во второй от 3 до 4 вершков. Первая бороньба производится на супесчаной почве в 2 — 4 следа, а на супесчаной иловатой — в 4-6 следов. Под овес вспахивают 1 —2 раза: первый раз на глубину—от 3 до 4 вершков и второй раз— от 2,5 до 3 вершков. Первая бороньба в 2—4 следа. Под картофель вспахивают тоже 1 —2 раза.
Издольная аренда пашни встречается в двух частных хозяйствах. В одном хозяйстве, при сдаче пашни под картофель, семена владельца, а урожай пополам; в другом хозяйстве при сдаче пашни под клевер и тимофеевку, семена тоже владельца, но в пользу его поступают 2/3 урожая.
Сохранились данные и о том, что в деревне к 1909 году существовало Ропшинское училище, в котором обучалось 30 мальчиков и 17 девочек. В таком безмятежном состоянии Ропша встретила 1917 год…
А далее – уже упомянутый выше колхоз «Ударник-Ропша», война, депортация местных жителей в Финляндию… Лишь после войны Ропша начала приходить в себя. Так как местным жителям не разрешили вернуться в родные дома, для работы в совхозе пришлось вербовать рабочую силу в центральных областях России, которая и стала заселять левый берег Мертвицы. Правый же берег встретил первых жителей только в середине 50-х годов…
Сегодня о старинном происхождении Ропши внешне не напоминает практически ничего. По большей части для случайного гостя она ничем не выделяется среди других «дачных деревень». Память о ее истории хранят лишь пожелтевшие страницы исторических документов, да семейные архивы местных жителей…
Но вернемся в настоящее. Въехав в деревню, практически сразу же слева от дороги можно заметить небольшой мемориал. Это – памятный камень, посвященный репрессированным жителям Ропши.
Проехав чуть вглубь застройки, мы очень быстро оказываемся на берегу Мертвицы, где можем подробнее разглядеть оригинальный мост через реку, общий план которого мы уже видели со стороны хутора Колено.
Полюбовавшись оригинальной конструкцией, мы в очередной раз любуемся Мертвицей, первое письменное упоминание о которой датируется 1571 г.
По одним данным она считается рукавом р. Луги, по другим – протокой, вытекающей из реки Россонь и впадающей в Лугу.
С названием реки связано несколько популярных местных легенд.
…Из-за реки Наровы черной тучей нагрянули псы немецкие. Грабя и опустошая все вокруг, много душ погубили невинных, а еще более — в полон угоняли. Плач и стон не прекращался по всей округе до тех пор, пока не собрались на помощь со всего большого края русские дружины, водские и ижорские отряды и единой силой не навалились на лиходеев, погнали их за Нарову обратно… В великой сумятице, бросая награбленное добро, бросились в реку окаянные. Она, река-то, хоть и не широка в том месте, но дно имела илистое, топкое, и засосала она лиходеев бессчетно, а некоторые переправились на ту сторону, но не долго радовались: впереди их стояло непроходимое болото. Из того болота немногие выбрались, похоронив в нем самого главного предводителя с золотой каретой».
Описываемые в легенде события можно отнести к 1242 г., когда ливонские рыцари напали на Водскую землю и были разбиты ополчением Александра Невского при участии ижорских отрядов. Возможно, с тех пор река и получила свое название за большое количество погибших в ней.
По другой легенде, в 1408 г. на одной безымянной протоке реки Россонь на русских и иностранных купцов напал пират Берн фон Вреден. Часть купцов была убита. С тех пор протока стала называться «Тодт бэк» — «Мертвая». Но самой вероятной кажется версия, по которой река получила свое название из-за отсутствия в ней течения.
Символично, что начав с нее первую (Островную) часть нашей поездки по куземкинским окрестностям, Мертвицей же мы и ее завершаем.
Время возвращаться назад в Большое Куземкино. На обратном пути, занимающем несколько минут, можно подвести краткие итоги первой части нашей поездки. Необычное впечатление осталось от путешествия по острову. Мы привыкли к тому, что исторически люди старались селиться поближе к рекам и водоемам. Однако на сегодняшний день большая часть речного острова представляет собой пустынные и безлюдные места. Вокруг – тишина, да поросшие берега рек, извивающихся как змеи. Совсем мало деревень, да и те выглядят «по-современному». Но как много интересных страниц содержит их история! Европейские аристократы, русские купцы, немецкие бароны…Целая эпоха, давно канувшая в Лету, но оставившая свой след на небольшом речном острове Нижнего Прилужья.
Потрясающе. Спасибо за очень интересный рассказ!
Очень интересный рассказ! Замечательные фото! Спасибо!