Приморская дача на восемнадцатой версте

«Павлино я помню живо…

Много воздуха и света, а главное – огромная стеклянная галерея, вся убранная цветами и тропическими растениям».

К. Головин

 

Продолжается наше путешествие по юго-западным окраинам Петербурга. На сей раз в поисках новых открытий мы отправляемся в Красносельский район города на восемнадцатую версту старинной Петергофской дороги, где некогда располагалось одно из малоизвестных и позабытых ныне имений — усадьба Павлино. Впрочем, свое название она получила не сразу, а куда позже, уже в 19 веке. Но обо всем по порядку.

На протяжении практически всего 18 века территориями усадьбы владели Нарышкины: вначале Кирилл Алексеевич, обер-комендант Нарвы и Дерпта, впоследствии — московский губерна­тор. От него дача перешла к его сыну, Семену Кирилловичу, состоявшему на службе в качестве посланника в Англии, и позднее ставшему гофмаршалом великого князя Петра Федо­ровича и обер-егермейстером. К этому моменту возведенные его отцом постройки пришли в негодность и были возведены С. Нарышкиным  фактически с нуля. Но даже после этого будущее Павлино не выделялось из череды великолепных приморских дач. Об этом говорит тот факт, что И. Георги, давший обзор Петербурга и его окрестностей, никак не выделяет дачу Нарышкиных. Перечисляя приморские дачи Олсуфьева, Репнина и других вельмож, Георги далее замечает:

Я умалчиваю о многих частью меньших, частью мне не столь известных и частью не в столь хорошем состоянии содержимых загородных домах между вышеупомянутыми и по дороге из Стрельны в Ораниенбаум находящихся

Лишь в  90-е годы 18 века имение на Петергофской дороге обретает нового хозяина: приморскую дачу приобретает английский коммерсант Роман Мобель. А еще примерно через два десятка лет имение вновь меняет своего владельца – им становится Павел Михайлович Ласунский – человек, при котором приморская усадьба обретает новый масштаб.

Будучи гофмаршалом Императора Николая Первого, Ласунский, очевидно считал необходимым жить в доме, отвечавшем его статусу. С целью перестройки приморской усадьбы он пригласил известного архитектора В. И. Беретти, расширившего первоначальный архитектурный замысел за счет пристройки  к центральной части здания двух боковых  галерей, оформленных колоннадами с вазами и скульптурами. Сама же центральная часть представляла собой двухэтажное здание, увенчанное классическим четырехколонным портиком. Примерно к этому же периоду можно отнести и другие преобразования, затронувшие усадьбу на Петергофской дороге. Верхняя и нижняя террасы обзавелись пейзажным садом, некогда маленький пруд был  расширен, приобретя более изящную вытянутую форму, от западной части искусственного водоема в сторону шоссе отходил небольшой канал…

От Ласунского, умершего бездетным в 1829 году, дача на Петергофской дороге переходит к графу Льву Петровичу Витгенштейну, сыну знаменитого фельдмаршала, успешно защитившего Петербург в войну 1812 г. от французских войск.

Об этом периоде в жизни усадьбы сохранилось совсем немного сведений. Предполагается, что большую часть времени семья графа проводила за границей. Это, однако, не помешало Витгенштейну водить обширные знакомства в среде русских художников, одним из которых стал Василий Садовников, запечатлевший на своих рисунках как общий вид усадебного дома, так и фрагменты его интерьеров. К этому моменту название «Павлино» уже закрепилось за приморской дачей.

 

 

Спустя десятилетие усадьба обретает новых хозяев: ими становятся братья Матвей и Михаил Виельгорские. Сейчас эти имена не слишком известны широкому кругу петербуржцев. А между тем, братья Виельгорские были достаточно известными персонами своей эпохи.

Отец братьев, граф Юрий Михайлович Виельгорский стал последним польским посланником при дворе Екатерины Второй. На завершающем этапе раздела Речи Посполитой перешел на русскую службу, став при Павле Первом гофмаршалом, а при Александре Первом -действительным тайным советником и сенато­ром.

От первого брака с графиней Софьей Дмитриевной Матюшкиной, приближенной фрейлиной императрицы, у него родились семеро детей,  в том числе, будущие владельцы Павлино Матвей и Михаил. О серьезности намерений Виельгорских говорит тот факт, что в 1794 году отец вместе с братьями принял православие, причем восприемницей была сама Екатерина Вторая.

Братья Виельгорские уже в детском возрасте были пожалованы Павлом Первым в звание рыцарей Мальтийского ордена. В дальнейшем Михаил прославился в качестве композитора и мецената. По словам его зятя, графа В.А. Сологуба, «…Виельгорский был один из первых и самых любимых русских меценатов… все этому в нем спо­собствовало: большое состояние, огромные связи, высокое, так сказать, совершен­но выходящее из ряда общего положение, которое он занимал при дворе, тонкое понимание искусства, наконец, его блестящее и вместе с тем очень серьезное обра­зование и самый добрый и простой нрав…».

Михаила Виельгорского ценили не только за музыкальный талант, но и за человеческие качества. Будучи придворным, Виельгорский был далек от интриг и сплетен. Возможно, именно по этой причине, ему благоволила царская семья: Николай Первый и императрица Александра Федоровна охотно принимали его в семейном кругу. Монаршее благословление к Михаилу Виельгорскому неоднократно выражалось в почетных назначениях. Император даже согласился быть посаженным отцом на свадьбе дочери Виельгорского, Софьи,  с писателем Владимиром Соллогубом.

Еще большей известностью в богемных кругах обладал его младший брат, Матвей, вошедший в историю как известный виолончелист своего времени и автор музыкальных пьес. Признанный виолончелистом-виртуозом своего времени, Виельгорский выступал со многими выдающимися музыкантами: среди его партнеров Клара Шуман, Ференц Лист, Феликс Мендельсон, Николай Рубинштейн.

Раскрылся Матвей Юрьевич и в качестве мецената – качество, столь присущее роду Виельгорских. Долгие годы Виельгорский состоял вице-председателем Общества поощрения художников. В 1859 году был единогласно избран председателем совета дирек­торов Русского музыкального общества и оставался на этом посту до конца своей жизни.

Своеобразной точкой отсчета стал 1826 год, когда, переселившись в дом на Михайловской площади (ныне – Площадь Искусств), Виельгорские гостеприимно впустили  все творчески содержательное, любопытное и яркое в культуре и искусстве России. Фактически  в литературно-музыкальном салоне Виельгорских побывал весь цвет петербургской культуры того времени: Пушкин и Жуковский, Гоголь и Глинка, Лермонтов и Брюллов.  Не случайно с легкой руки Г. Берлиоза дом Виельгорских получил второе название  — «маленькое министерство изящных искусств».

Кроме того, личное участие Матвея Юрьевича не раз облегчало положение многих деятелей культуры. Достаточно сказать, что в 1838 году совместно с В.А. Жуковским Виельгорский организовал лотерею, вырученные средства от которой пошли на выкуп из крепостной зависимости поэта Тараса Шев­ченко. А двумя годами ранее, в доме у Виельгорского состоялась первая репетиция оперы М.И. Глинки «Жизнь за царя», Матвей Юрьевич активно помогал продвигать на сцену. Фактически в деятельности салона Виельгорских органично сочетались характерные для середины 19 века течения – благотворительное и музыкально-просветительское.

Вполне логично, что столь активная деятельность братьев Виельгорских, не могла не сказаться и на статусе их приморской дачи на Петергофском шоссе. И впрямь, то и дело Павлино мелькает на страницах воспоминаний современников. Среди посетителей дачи не только родственники и друзья Виельгорских, но члены императорского дома, например, великая княгиня Мария Николаевна, гоф­маршалом которой был Матвей Юрьевич. А в 1848 г. на именины графини Софьи Михайловны Виельгорской Соллогуб (урожденной Виельгорской) сюда приезжал Н. В. Гоголь, питавший слабость к  одной из дочерей Виельгорского-старшего, Анне Михайловне.

…Петербург встретил его, как он и ожидал, — без вражды, но и без любви: никаких привязанностей, клятв в дружбе, никакой тесноты отношений. Он заехал туда, сюда, толкнулся к Плетневу (тот еще не съехал с дачи), повидал Прокоповича, застав его в «роще разросшейся семьи», и… поехал в Павлино к Виельгорским, где отмечался день именин Софьи Михайловны.

В Павлине Гоголь вдруг посмотрел на Анну Михайловну иными глазами. Он иначе взглянул и на свое отношение к ней. Положение опекуна молодой женщины в делах литературных, друга дома и даже «члена семейства», как называл его Михаил Юрьевич, показалось ему недостаточным. К тому же он заметил, что она чем-то расстроена, возбуждена. Он спросил ее, в чем дело. Ей встретился человек, в котором она думала найти опору и понимание. Но ни того, ни другого этот человек не мог ей дать. Он не обнаружил ни ума, ни высоких чувств. Разочарование было жестоким…

В целом же середина 19 века – определенный рубеж для Петергофской дороги, По воспоминаниям Пыляева, «особенно роскошные праздники давались… в сороковых и пятидесятых годах нынешнего столетия на дачах И. Мятлева, Протасова. Бутурлина. Молера, Кушелева и других бар из тогдашнего петербургского общества». Думается, что «выездные» музыкальные салоны Виельгорских в Павлино занимали достойное место среди событий на Петергофской дороге того периода.

Десятилетием позже владельцем Павлино стал Александр Николаевич Стобеус, представитель рода выходцев из Пруссии, чьи предки перебрались в Россию и обзавелись дворянством. Именно к нему в результате семейного раздела отошла недвижимость в Петербурге и обширное оренбургское имение в Бузулукском уезде. На момент вступления во владение имуществом Александру, учившемуся на юридическом факультете Санкт-Петербургского университета, не было еще и 20 лет. Столь высокое положение и богатство позволяло Стобеусу жертвовать деньги на нужды неимущих, в частности, Александр Николаевич являлся попечителем дома воспитания бедных детей. Умер Александр Николаевич в 1894 году.

Судя по всем, при Стобеусе определенные перестройки приморской дачи происходили,  во всяком случае, об этом говорят заголовки сохранившихся архивных дел, дошедших до наших дней. Равно как и тот факт, что после смерти Александра Николаевича владельцами имения на Петергофском шоссе продолжали оставаться его родственники. Свои владения на Петергофской дороге Стобеусы сдавали летом в аренду, в частности, для проживания на ней воспитанниц известного в Петербурге Елизаветинского училища. Само же имени Павлино было объединено с соседними участками, превратившись, таким образом, в один «колоссальный парк Стобеусов»…

С тех пор прошло немало лет. О существовании приморской дачи на восемнадцатой версте Петергофской дороги напоминает лишь сохранившийся фрагмент подвального помещения главного здания, да нижний парк с прудом и каналом, устремленным в сторону шоссе. И лишь старинные документы способны рассказать, как много интересных страниц отечественной истории скрывается за обычным, на первый взгляд, придорожным парком.