Усадьба Воронино: татарские князья на Ижорской земле

По дороге из Петергофа в Копорье, перед тем как дорога круто обрывается вниз, на возвышенности раскинулась старинная деревня Воронино. Случайный путешественник и не подумает, что в глубине деревни прячется старинная усадьба. Она хранит память о приближенном лице Петра Первого, начале сказочного богатства рода Шереметевых и потомках татарских князей Енгалычевых. Но обо всем по порядку…

Еще продолжалась Северная война, а первые ингерманландские трофеи находили своих владельцев. Не стали исключением и мызы Воронина и располагавшаяся неподалеку Высоцкая, которые Петр Первый уже в 1712 году пожаловал одному из своих сподвижников Алексею Михайловичу Черкасскому. Сегодня о нем знают немногие, а между тем его личность представляется весьма любопытной. Не каждый смог сохранить свое влияние при разных императорах, занимая по очередности должности обер-комиссара молодого Санкт-Петербурга, губернатора Сибири, кабинет-министра, канцлера Российской империи, Президента Коллегии иностранных дел.

Потомок двух крупных деятелей правления царя Алексея Михайловича— князей Я. К. Черкасского и Н. И. Одоевского— Алексей Черкасский унаследовал от них протяжённые землевладения. Последующая женитьба на двоюродной сестре Петра, за которой получил огромное приданое, сделала его богатейшим помещиком России. Во многом именно богатство обеспечило ему репутацию человека независимого, честного и неподкупного, удержав от соблазна брать взятки.

После смерти Петра несколько лет Черкасский прожил спокойно, держась в стороне от придворных интриг и борьбы партий. В этот период поочередно ему был пожалован чин действительного статского советника; тайного советника; члена организованной Екатериной Первой Комиссии о коммерции. Период затишья завершился после кончины императора Петра Второго. Анна Иоанновна, благодарная ему за то, что он в решительную минуту не стал открыто на сторону её противников, что при его связях и богатстве не могло не оказать влияния на ход событий, поспешила осыпать его знаками благоволения. Черкасский в награду получил чин кабинет-министра, назначен одним из двадцати одного членов Сената, последовательно стал кавалером орденов св. Андрея Первозванного и святого Александра Невского, наконец, произведен в действительный статский советник. Однако несмотря на то, что при придворных приёмах и церемониях ему отводилось самое видное место, Анна Иоанновна постоянно выказывала ему своё благоволение и жаловала его, иностранные послы писали о Черкасском как «о лице безгласном, представляющем лишь номинальную величину», как о манекене, назначенном в кабинет только ради его громкого имени и славы «истинно русского боярина». Имея возможность, опираясь на своё богатство и знатность, влиять на ход дел всего государства, Черкасский не пользовался имеющимися возможностями. По меткому замечанию одного из современников:

Черкасский никому не страшен, но кем его заменят, ибо трудно среди русских найти подданного, который, подобно князю Черкасскому, совмещал бы самое знатное происхождение, очень большое состояние и ограниченность, равняющуюся его покорности.

Вступление на престол Елизаветы Петровны было радостным событием для Черкасского. В свою очередь, императрица видела в нём истинно русского человека, преданного ей, одного из немногих оставшихся в живых слуг её покойного отца, и сохранила за ним пост канцлера. Именно ему поручено было составить манифест о вступлении Елизаветы на престол и форму присяги. По сути, на первых порах Черкасскому было поручено управление всеми делами государства. После реформы государственных органов Черкасский был вновь назначен сенатором, причем ему как канцлеру передано заведование всеми иностранными делами. Почувствовав, что ему доверяют, дают некоторую самостоятельность, Черкасский захотел быть, хоть теперь, на склоне лет, настоящим деятелем, и с несвойственною его лени ревностью принялся за выполнение возложенных на него трудных обязанностей. Результатом его действий стал курс на разрыв с Францией. Благодаря Черкасскому же достигнуто тесное сближение с союзницей Австрии— Англией, пересмотрен оборонительный договор с Англией и составлен окончательный проект нового договора, который подписан был обеими сторонами. Однако до последнего события Черкасскому дожить было не суждено: он умер 4 ноября 1742 года в Москве был похоронен в высочайшем присутствии под Знаменской церковью московского Новоспасского монастыря.

В силу своей занятости Черкасский не мог уделять должного внимания своим копорским владениям. Ситуация не сильно изменилась и после наследования мызы вдовой Марией Юрьевной (урожденной Трубецкой), проживавшей в Москве. В 1744 году мыза Воронина стала составной частью приданного дочери Черкасских Варвары Алексеевны, партию которой составил граф Петр Борисович Шереметев. Будучи и без того человеком состоятельным и именитым (сын петровского полководца), после женитьбы Шереметев и вовсе стал самым богатым помещиком в России. Неудивительно, что им вкладывались огромные суммы в обустройство своих ключевых подмосковных имений. На этом фоне копорские владения, в том числе Воронинская и Высоцкая вотчины продолжали обделяться вниманием хозяина, хотя это не помешало последнему выстроить на них новые дома. Благодаря же его супруге в соседнем селении Глобицы, где раньше находилась усадьба шведского пастора, появилась церковь во имя Спаса Нерукотворного, построенная в 1755 году и дома для притча. Судя по сохранившимся данным она была деревянной, крестообразной, стояла на равнине и была обведена оградою из плиты, составляющей пространство в 83 квадратных сажени, на котором находилось приходское кладбище и жилища причта. От села церковь отделялась оврагом и пространством в 40 саженей.

Одновременно с этим Шереметевы проводили активную политику по переселению в копорские владения своих крестьян из других российских губерний. Если некогда это был исконно ижорский край, то к концу 18 века в деревнях насчитывалось более 2,5 тысяч человек. При этом в деревнях Закорново, Мартыново, Петровицы, Флоревицы, Юрьево доминировали русские, переведенные сюда из других мест; в то время как в Глобицах, Воронино и Горбовицах по-прежнему преобладали ижоры, а в Гостилово — «чудское племя».

Унаследовавший имение сын Николай Петрович Шереметев, как и родители, предпочитал жить в Подмосковье, был поглощен своим театром и в Воронино не приезжал.

В 1809 году Воронинская мыза еще не содержала каменных построек, а состояла из пары деревянных флигелей, окруженных вишневыми деревьями. Кроме того, по сведениям Ф.О. Туманского близ мызы на реке Воронке существовала деревянная мучная мельница о трех поставах». Вот и все, чем могла похвастаться мыза Воронино.

Последний владелец из рода Шереметевых, Дмитрий Николаевич, запомнился капитальным ремонтом церкви в Глобицах, получившей новую колокольню. В 1831 году род Шереметевых покидает Воронинскую мызу: на несколько лет ее владельцем становится Карл Романович Липгардт, предводитель лифляндского дворянства, историк и коллекционер. К этому моменту постройки мызы продолжают оставаться деревянными, хотя их количество возросло: появились конюшни, коровник, амбары, дом для писарей, в одной из построек разместилось вотчинное правление. При мельнице было два шлюза, плотина, амбар и изба. За несколько лет Липгардт преобразовал Воронинскую мызу: в ней появился каменный господский дом, оранжерея, разбит сад. По сути дела, именно при Липгардте Воронинская мыза начинает превращаться в полноценную барскую усадьбу.

Однако коренные изменения в судьбе Воронино начинаются в 1835 году, когда ее владельцами становятся представители татарского рода супруги Енгалычевы. Будучи потомками князя Матвея Иммамотьевича Енгалычева, они находились на военной службе у России. К моменту покупки усадьбы Ельпидифор Парфентьевич Енгалычев дослужился до поручика Уланского полка, после чего достаточно рано вышел в отставку и обзавелся семьей. К моменту приобретения Воронинской мызы у него было уже пятеро детей. Вполне логично, что большая усадьба пришлась как нельзя кстати для постоянного проживания. Новые хозяева с удвоенным рвением продолжили ее благоустройство.

Именно при Енгалычевых появились те постройки, которые дошли до наших дней: каменный господский дом, рядом с которым под небольшим углом были поставлены еще две каменных постройки: дом управляющего и конюшня с каретником. На поляне перед домом был высажен дуб-солитер, ставший своеобразным символом Ворониской усадьбы на долгие годы. Западную сторону поляны обволакивали аллеи из липы, клена, ясеня, простиравшиеся до края спуска ка реке Воронке. Сам спуск был террасирован, на нем появился пруд, щедро питавшийся многочисленными родниками. На речке, как и раньше, существовала запруда, на берегу которой стояла мельница. В южной части усадьбы был высажен фруктовый сад, окаймленный березовыми аллеями. В тени сада и было поставлено, пожалуй, самое эффектное здание Воронинской усадьбы – оранжерея. Сама усадьба была окружена пролегавшим трактом, оврагом и спуском к Воронке, тем самым полностью вписавшись в окружающий ландшафт.

Отличительной чертой усадьбы Енгалычевых стал вынос хозяйственных строений за пределы усадьбы. Конюшни и рига были поставлены по бокам тракта, ведущего в соседние Глобицы. Помимо этого, Енгалычевы неподалеку от усадьбы создали полумызок Лопатинский, где разместили скотный двор. С одной стороны, это позволило сохранить хозяйственные сооружения, но в то же время сделать из усадьбы комфортную зону проживания, что было особенно важно для большой семьи.

 

Ельпидифор Енгалычев вошел в историю не только как создатель Воронинской усадьбы: благодаря своему авторитету в 1845 г. он был избран предводителем дворян Петергофского уезда. Через 10 лет Енгалычев скончался и был похоронен в часовне Святого Николая Чудотворца, построенной в память о нем его супругой Марией Ивановной в Воронино.

На смену в качестве управляющего пришел его сын, Эммануил Ельпидифорович. Судя по всему, усадебное хозяйство продолжало процветать. К 1865 году в его состав входила сама Воронинская мыза, ставший полумызком Высоцкий, а также мельница, три питейных дома и другое хозяйство.

Период расцвета усадьбы Воронино заканчивается в 1874 году, когда Енгалычевы продают ее штурману Василию Андреевичу Волкову и купцу Ивану Алексеевичу Иконникову. К этому моменту относится подробная опись строений всей усадьбы:

В усадьбе Воронино: каменные сооружения — господский дом двухэтажный, конюшни с экипажным сараем, оранжереи, двухэтажный дом для управляющего, хлебный амбар, ледник; деревянные сооружения –амбар, конюшня, кузница, сарай для сена.

Скотный двор по дороге в Глобицы – рига каменная, конюшня деревянная, навес для снопов

У реки Воронка – деревянные мельница и изба

Хозяйственный полумызок Высоцкий – каменный скотный двор; деревянные дом, рига, хлебный амбар, два сарая, три караулки

Полумызок Лопатинский — каменный коровник и ледник; деревянный дом арендатора, сарай, амбар, водогрейня, птичня

Простое перечисление показывает, насколько обустроенной и обширной было владение Енгалычевых.

При новых владельцах в Глобицах на месте деревянной церкви была выстроена каменная под руководством архитектора И.И. Буланова и освящена в 1879 году как и предшественницы во имя Спаса Нерукотворного Образа. Сохранились данные о достопримечательностях глобицкой церкви, среди которых — сереброзлащенный крест с частицами святых мощей, вставленный в деревянную позолоченную киоту, за стеклом. Он был доставлен в церковь в 1856 году неизвестным лицом и помещался у местного образа Спасителя; а также икона святого Дмитрия Царевича, нарисованная в 1740 году иконописцем Андреем Прянишниковым. На ней Царевич был изображен в царском одеянии; вокруг лика — события его смерти. Икона помещалась на южных дверях. Помимо этого церковь украшал старинный колокол с надписью «1790 года, февраля 26, сей колокол для Глобицкой церкви Спаса Нерукотвореннаго. Весу до 25 пудов 87 фунтов».

Помимо этого во всех деревнях, стоявших на краю глинта (Балтийско -Ладожского уступа) располагались небольшие часовни: Святого Георгия и Святого Илии в Глобицах, Спаса Нерукотворного Образа во Флоревицах, Святого пророка Илии в Горбовицах, Святого Флора и Лавра в Гостилово, Святой Параскевы в Юрьево и Святого Николая Чудотворца в самой Ворониной.

До революции усадьба сменила еще ряд владельцев, последним из которых оказался выборгский купец Валь. Но несмотря на чехарду собственников, усадьба продолжала оставаться ухоженной, а прекрасное местоположение делало ее отличным местом для проживания и выгодным объектом для инвестиций…

Сейчас от усадьбы сохранились ключевые постройки — законсервированный господский дом, полуруинированные конюшня и дом управляющего. Но особенное впечатление производит оранжерея с ее античным портиком. И, конечно же, дуб-солитер, ставший подлинным символом Воронинской усадьбы…

Сегодня, гуляя по владениям Енгалычевых, мы как и прежде можем любоваться на уходящий вдаль горизонт, сливающийся с водами Финского залива; спуститься по обрыву к небольшой речушке Воронке, глубоко разрезавшей глинт, отдавая дань хозяевам Воронино, на протяжении десятилетий обустраивавших усадьбу. В такие моменты остается удивляться, как человеку удалось обыграть природные особенности Ижорской земли,создав маленький рай на нагорном берегу Воронки.