«Я умру с одной мыслью: прости, мой народ!» Петергофские выстрелы Зинаиды Коноплянниковой

Vanitas vanitatum et omnia vanitas

 «Суета сует и вся суета» (лат.)

Ранним утром 29 августа 1906 г. от Петропавловской крепости вверх по течению Невы отошел небольшой пароход. Он вез в Шлиссельбургскую крепость молодую узницу, жить которой оставалось всего несколько часов. Это время пролетело довольно быстро: уже в полдевятого утра женщина увидела своё последнее место заточения. А еще через час она взошла на эшафот. Отказавшись от священника, она до последней минуты сохраняла свое самообладание. Выслушав смертный приговор, прочитанный прокурором, женщина отстегнула от чёрного платья белый крахмальный воротничок, обнажила шею и дала связать себе руки. Профессиональными движениями палач надел на шею веревку, выбил скамейку из-под ног, и после того как тело закружилось, слегка поднял его кверху и затем резко рванул вниз; хрустнули позвонки, тело конвульсивно дёрнулось несколько раз и, сделавшись по виду тяжёлым, замерло. Через несколько минут присутствовавший врач констатировал смерть. Труп был вынут из петли и переложен в простой белый ящик, который был тут же заколочен и перенесён во двор старой шлиссельбургской тюрьмы, где его и закопали. Так завершился недолгий жизненный путь Зинаиды Васильевны Коноплянниковой, 28 лет от роду, дочери отставного унтер-офицера Лейб-гвардии Гатчинского полка.

Столь драматическая концовка жизни только на первый взгляд может показаться неожиданной. Получив начальное образование, в возрасте десяти лет Зинаида поступила в женскую рукодельную школу императрицы Марии Александровны. Уже в юные годы сформировался характер Коноплянниковой, представлявший собой причудливое сочетание бунтарского духа и доброты, перераставшей в мягкость, особенно, в отношениях с детьми. Неудивительно, что следующим учебным заведением Зинаиды стала Петербургская учительская семинария, окончив которую в 1899 г., она получила звание учительницы сельских и народных училищ.

От отрывистых бесед с ней на меня веяло конспирацией, подпольщиной…

Первым местом работы Коноплянниковой стала школа в поселке Чёрное Лифляндской губернии, расположенном на берегу Чудского озера. Отдаленный населенный пункт, в котором местные жители практически не имели своей земли и зарабатывали себе на скудное пропитание рыбной ловлей – все это рождало у юной учительницы тягостные и неприятные ощущения. Эстонские дети плохо знали русский язык, на котором велось преподавание, и часто не понимали юную учительницу. А она, в свою очередь, не могла с ними нормально общаться, не говоря по-эстонски.

Проработав в этой школе всего год, Коноплянникова осенью 1900 г. переводится на должность учительницы в земскую школу села Гостилицы Петергофского уезда. Переезд в Гостилицы придал Коноплянниковой сил, и она с удвоенной энергией начинает обживаться на новом месте, принимаясь за дело.

С окружающими она первоначально вела разговоры исключительно о школе и преподавании в ней. Тем не менее, вокруг нее достаточно быстро стала складываться напряженная обстановка. Чтения для крестьян, беседы, народные спектакли – все становилось объектом подозрений со стороны представителей местных властей. В результате одного доноса за другим учительницу постоянно вызывали для объяснений то инспектор, то училищный совет, то губернатор.

Примерно в это же время вокруг Коноплянниковой начинает формироваться небольшая группа жителей окрестных деревень, которые открыто критикуют сложившиеся в стране порядки и обсуждают методы борьбы с ними. Следующим шагом стала попытка распространения нелегальной литературы. Вначале она передавалась из рук в руки местным крестьянам, а в конце 1902 г. нелегальные издания были разбросаны по территории Гостилиц.

Всё это сделало невозможной работу Коноплянниковой по специальности. В результате в ноябре того же года петергофский уездный исправник сообщал губернатору, что молодая учительница ведёт преступную пропаганду среди крестьянской молодёжи и поставил вопрос о ее переводе в другую, более отдалённую от Петергофа, школу. Это предложение было принято, и в декабре 1902 г. Петергофский уездный училищный совет уволил её с занимаемой должности.

В своем письме в Петергофский училищный совет Коноплянникова отмечала: «Два с половиной года поучительствовала я в этом богоспасаемом селе, наконец, меня училищный совет выкинул из учительства. Под влиянием пройденных мной жизненных перипетий я убедилась в следующем: я не могу делиться с народом и теми скудными знаниями, какими я сама обладаю, не могу открывать ему глаза на его положение, не могу указывать ему на настоящие причины его бедствий… Не думайте, что мне очень нравится сидеть в Гостилицах. Два с половиной года работала я в них из-за принципа, что порядочный человек должен работать там, где труднее, два с половиной года просидела в таком местечке, где школа являлась единственным лучом в этом поистине темном царстве, два с половиной года боролась с этим царством тьмы и чиновного произвола…». Фактически именно после гостилицкого периода своей жизни Коноплянникова принимает окончательное решение: полностью посвятить себя борьбе. И первым шагом на этом пути стало вступление в партию социалистов-революционеров (эсеров), ставивших целью замену самодержавия демократической федеративной республикой со всеобщим избирательным правом и полноценными гражданскими свободами. При этом для достижения своих целей партия активно применяла террор, для чего в ее структуре была создана специальная боевая организация.

Последующие два года жизни Коноплянниковой проходят под знаком жесткого прессинга со стороны властей: аресты, обыски, слежки. Но даже это не могло подорвать боевой дух бывшей сельской учительницы. По воспоминаниям современницы, «…Эта арестантка… чувствовала себя военнопленной, но не побеждённой. От отрывистых бесед с ней на меня веяло конспирацией, подпольщиной».

Очередной арест в сентябре 1905 г. грозил Зинаиде многолетней каторгой: при обыске были найдены материалы, которых хватило бы на изготовление двух десятков бомб. Однако на волне нахлынувшего либерализма, сформированной Манифестом от 17 октября 1905 г., Коноплянникова была освобождена решением московского губернатора, не поставившего в известность об этом даже охранное отделение.

А всего через два месяца в Москве вспыхнуло восстание, организованное местными комитетами эсеров и РСДРП при участии рабочих местных предприятий. Восставшие возводили баррикады; между повстанцами и правительственными силами происходили масштабные боевые действия. Центром вооружённого мятежа стала Пресня, где располагались Революционный комитет и командование боевых дружин. 15–16 декабря в Москву прибыли войска, сумевшие разгромить повстанцев. Значительную роль в этом сыграл лейб-гвардии Семёновский полк и его командир, Георгий Александрович Мин, который тогда еще не знал, что своими действиями подписывает себе смертный приговор.

«Добрый Мин»

До этого момента о Мине знали в лучшем случае узкие военные круги. К тому моменту за плечами Мина, достигшего звания полковника, был статус меткого стрелка, а также участие в Русско-Турецкой войне.

Все изменили драматические события 1905 года, в ходе которых Семеновский полк был брошен на подавление волнений в Москве. Имея выбор между попытками решения наболевших проблем и кровавым подавлением рабочих выступлений, власти выбрали последнее.

Парадная форма полка   и полковой нагрудный знак офицеров (Шенк В. К.. Шенк В. К. Таблицы форм обмундирования Русской Армии)

О методах действия властей достаточно подробно свидетельствуют как архивные документы, так и воспоминания очевидцев.  Не осталась в стороне и художественная литература: подробное описание московских событий приведено в очерке В. Гиляровского с недвусмысленным названием «Карательная экспедиция». Здесь лишь отметим, что методы усмирения недовольных семеновцами и их командиром настроили против себя не только городских обывателей, но и многих военных и чиновников. При этом Николай Второй был полностью доволен командиром Семеновского полка, которого в награду за верность произвёл в генерал-майоры и в январе 1906 г. принял в Зимнем дворце, а в апреле — утвердил генерал-майором при дворе Его Императорского Величества. Ему также был вручен орден Святого Владимира 3-й степени, а также выдана денежная премия «с присовокуплением царского поцелуя». Однако в глазах общества Мин стал настоящим царским опричником, чья жестокость поразила воображение многих современников.

Именно в 1906–1907 годах «политическое насилие» в стране достигло наибольшего размаха. По данным полиции, в среднем в день погибало до 18 человек. Гибли по долгу службы не только жандармские приставы и, как тогда принято было говорить, нижние полицейские чины, но и министры, губернаторы и их заместители, генералы и строевые офицеры, священнослужители, врачи, инженеры, изобретатели, купцы и коммерсанты, волостные старосты и простые рабочие.  Не остались в стороне от вооруженной борьбы и эсеры, которые возобновили свои операции после жестокого подавления Декабрьского вооружённого восстания в Москве.

Известно, что Конопляникова очень тяжело переживала московские события, избрав для себя объектом ненависти генерала Мина. Ей возражали, что генерал Мин вовсе не имеет такого значения, какое она ему придает. Приводили мнения людей, близко его знавших, утверждавших, что это человек весьма ограниченный и обыкновенный, и что только пустая случайность придала ему трагический вид. Однако точка зрения Коноплянниковой определялась не столько личными качествами Мина, сколько его новым положением.

Подготовка к убийству

Фактически, к этому моменту участь генерала Мина была решена. Эсерами был выделен летучей отряд боевой организации, начавший систематическую слежку за Мином. Это оказалось весьма затруднительным делом. Мин жил в небольшом деревянном особняке в саду, отделенном высоким забором от Загородного проспекта. Проникнуть в сад через забор нечего было и думать. А противоположная сторона дома выходила на двор, где были часовые, равно как и около уличных ворот.

Изучив обстановку, Коноплянникова принимает решение совершить покушение во время передислокации полка в летние лагеря. Однако и здесь ее поджидает неудача. Прождав всю ночь у окна гостиницы, выходившей на Забалканский (ныне – Московский) проспект, она так и не дождалась полкового командира. Впоследствии оказалось, что Мин покинул город раньше, поселившись на даче в деревне Луизино, примыкавшей к Новому Петергофу. Однако это не остановило одержимых мстителей.

Нападению на генерала Мина предшествовала длительная подготовка. Вначале в Луизино выехал один из соратников Коноплянниковой, рабочий-позолотчик В. И. Страхов, которому в июле 1906 г. удалось снять комнату у местного крестьянина. Страхов говорил, что приехал на лечение, и, действительно, всё свободное время он проводил на воздухе, гуляя или сидя на скамейке возле своего жилища и одновременно наблюдая за находившимся неподалёку домом Мина. Два раза в неделю Страхов ездил в Петербург, где сообщал Зинаиде всё, что ему удалось выведать. В частности, выяснилось, что генерал мало времени проводил на даче, где жила его семья. Чаще всего Мин приезжал к семье в субботу вечером и уезжал в понедельник утром в сопровождении служащего Петергофской дворцовой охраны. От более серьёзных мер предосторожности Мин отказался, считая, что сам сможет себя защитить. Как оказалось, совершенно напрасно.

Сама Коноплянникова прибыла в Луизино в конце июля 1906 г. и сняла комнату у местного крестьянина М.А. Мозолайнена, у которого уже месяц проживал ее сообщник Страхов. Она представилась учительницей, желающей устроиться на работу в петергофское начальное училище. Приходя поначалу лишь обедать, впоследствии Коноплянникова стала проводить там большую часть дня – ей нравилось возиться с хозяйскими детьми и одновременно следить за расположившейся по соседству дачей генерал и его передвижениями.

Возмездие в Петергофе

Наступил роковой день — 13 августа 1906 года. С бомбой в бархатном дамском рабочем мешочке и с револьвером в кармане Зинаида отправилась к тому дому, из которого должен был выйти генерал Мин. Обстоятельства, казалось, складывались благоприятно для покушения – деревенская улица была пуста. Но вдруг из соседней дачи выбежали ребятишки и, увидев Зинаиду, кинулись к своей приятельнице, которую, несмотря на кратковременность знакомства, они уже успели полюбить. Осторожно, подняв кверху бархатный мешочек, Зинаида вернулась и тихим голосом сказала товарищу:

— Не могу! Дети…

Но Коноплянникова на этом не остановилась. Примерно в четверть восьмого вечера Мин вышел из дома и велел подать лошадей. Кроме одного охранника, его сопровождали супруга и дочь, что стало полной неожиданностью для покушавшихся: думая, что Мин поедет без членов семьи, они собирались убить его бомбой по дороге на станцию. Теперь во избежание гибели членов семьи генерала Коноплянникова решила совершить покушение из браунинга на платформе перед самым прибытием поезда.

Теплым и спокойным августовским вечером Мин приехал на вокзал и сел на одну из скамеек, дожидаясь поезда. Его жена, княжна Екатерина Сергеевна Волконская и дочь Натали стояли рядом и вели неспешный диалог. Охранник расположился у соседней скамейки. Посреди гуляющей публики никто не заметил, как как молодая женщина небольшого роста, в дачной одежде, прошла мимо скамейки, где сидел генерал. Она выглядела высокомерной и озорной, оглядывая сидящих. Выдержав паузу, она подошла к краю платформы, притворяясь, что смотрит на железнодорожные пути. В момент, когда паровоз приближался к станции, охранник на несколько мгновений потерял Мина из вида. Этого было достаточно, чтобы Зинаида подошла к генералу сзади и произвела в упор по меньшей мере четыре выстрела. Мин откинулся назад и упал. Через несколько минут он умер.

Коноплянникову задержали сразу после покушения и препроводили в дежурную жандармскую комнату тут же на платформе, где она провела несколько часов, полностью сохраняя самообладание. Лишь около часа ночи из Петербурга прибыл поезд с арестантским вагоном. Под жандармским конвоем Коноплянникову перевезли в Петербург, где поместили в Трубецкой бастион Петропавловской крепости.

На допросе женщина ничего не сказала ни о себе, ни о причинах убийства генерала Мина. Опознать ее удалось лишь через несколько дней усилиями сотрудников Санкт-Петербургского губернского жандармского управления, которым Коноплянникова была хорошо известна…

Похороны Мина

Проводы генерала Мина растянулись на несколько дней. Первоначально внушительный дубовый гроб с телом генерала находился на даче в Луизино, куда 15 августа срочно был вызван весь причт Введенского храма. К этому моменту большая часть петергофских обывателей уже была на улице стремясь поближе подойти к даче и наблюдать за прибытием высокопоставленных особ – военных, чиновников, аристократов. К середине дня на дачу прибыл Николай Второй. У гроба, засыпанного громадными венками, была совершена торжественная панихида, после которой гроб с телом покойного сам император вместе с приближенными донесли до Новопетергофского вокзала, после чего под звуки похоронного марша войсковых частей траурный поезд отбыл в Петербург, куда должен был прибыть на Царскосельский (ныне — Витебский) вокзал к четырем часам дня. К этому моменту вся площадь перед вокзалом, берега Введенского канала, Загородный проспект и другие прилегающие улицы стали заполняться народом. Потребовались определённые усилия полиции, чтобы пространство между храмом и вокзалом было очищено от публики.

Прибывший из Петергофа поезд подошел к Царскому павильону вокзала, где собрались все встречавшие должностные и административные лица, а также представители различных войсковых частей. После краткой литии гроб сквозь густой строй солдат Семеновского полка на руках генералитета и офицеров был перенесён в церковь. Впереди шли солдат с венками и офицеры с орденам убитого.

В храме была отслужена панихида. Настоятель церкви А. Песоцкий произнес небольшую речь, посвященную характеристике покойного генерала. Остановившись на различных моментах полковой службы Мина, который всю свою военную карьеру прошел в Семеновском полку, как характерную особенность, священник отметил религиозность бывшего командира. В восемь часов вечера в церкви была отслужена панихида для солдат.

Сами похороны прошли в храме на следующий день, 16 августа, в склепе Введенской нижней церкви в той ее части, где уже находились три гроба с нижними чинами, убитыми во время Московского восстания. Там же были захоронены прах бывшего фельдмаршала князя Волконского и одного из командиров полка графа Клейнмихеля…

Прости, мой народ!

26 августа 1906 г. Коноплянникова предстала перед Петербургским военно-окружным судом. Заседание проходило в Трубецком бастионе Петропавловской крепости и длилось чуть меньше полутора часов. От услуг назначенного судом защитника подсудимая отказалась. По словам присутствовавших на процессе, Коноплянникова держалась абсолютно спокойно, но «не без вызывающей наглости». На вопрос о виновности она заявила, что… не может признать себя виновною, так как, по её мнению, с сознанием своей виновности должно быть сопряжено чувство раскаяния, чего у неё совершенно нет и в данном случае быть не может».

Эмоции прорвались лишь в заключительном слове, произнесенном в высокопарной и пафосно-обличительной по отношению к власти манере. Заканчивалась оно словами: «Я умру с одной мыслью: прости, мой народ! Я так мало могла тебе дать – только одну свою жизнь. Умру я же с полной верой в то, что наступят «те дни недалекие, когда трон, пошатнувшись, падёт, И над русской равниной широкою, Ярко солнце свободы взойдёт».

Приговор суда нетрудно было предугадать – смертная казнь через повешение.

Вынесенный 26 августа военно-окружным судом по делу 3. Коноплянниковой приговор, на основании которого она за убийство генерала Мина подвергается смертной казни через повешение, был направлен на конфирмацию главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа Великого Князя Николая Николаевича. 27 августа приговор был конфирмован, в исполнение же будет приведет в ночь с 28 на 29 августа, о чем уже извещены комендант крепости и другие подлежащие власти.

Накануне исполнения приговора Коноплянниковой разрешили свидание с родной сестрой, Марией Васильевной. Проходило оно в Петропавловской крепости и продлилось всего 15 минут. О чем говорили женщины, так и осталось неизвестным.

Казнь свершилась 29 августа. А уже 31 августа Военный Прокурор Генерал-Майор Корейво известил Военно-окружный суд, что «на основании 1109 ст. XXIV кн. С. В- П. 1869 г. изд. 3… приговор по делу о Зинаиде Коноплянниковой приведен в исполнение».

Остается добавить, что к делу Коноплянниковой были приложены два клочка бумаги с карандашными текстами. На одном – загадочная надпись: «Нельзя учить танцевать младенца, еще не умеющего ходить». О ком шла речь – о себе или о своей стране – так и осталось неизвестным.

На другой бумажке были выведены стихотворные строки, будто бы предвещавшие наступление трагических событий.

«Усталый зверь, на жертву обреченный,

Остановись! — Куда! Я не хочу

Подробно разбирать, что происходит

Теперь в моей душе; я не хочу

Заранее предугадывать, что будет…»

 

А под ними – древние слова:

«Vanitas vanitatum et omnia vanitas»