Памяти Татьяны Анцевой

Проживая свою жизнь, мы не часто задумываемся о том, как много времени прошло с тех пор, когда на нашей земле появились людские поселения. И о скольких из живших людей мы хоть что-нибудь знаем? Сколько имен дошло до наших дней?

Конечно, на слуху имена титулованных особ, выдающихся ученых, путешественников. Их жизненный путь, как правило, хорошо освящен биографами, а, благодаря своим деяниям, их имена успешно прошли сквозь череду сменявших друг друга эпох.

А как быть с теми, кому жизнь не предоставила шанса совершить подвиг, прославиться на полях сражений, совершить великое открытие? Сколько имен живших людей просто кануло в Лету, не оставив после себя практически ничего? Хорошо, если сведения и память о них хранятся в семейных архивах. А если нет и этого? Если осталась всего лишь заброшенная могила или того хуже – вообще ничего, даже заросшего могильного холмика с покосившимся крестом? Это же по-своему страшно: человек мог прожить целую жизнь, пахать землю, воспитывать детей, любить свою Родину, иметь принципы… И ничего! Никаких свидетельств его пребывания на земле не сохранилось. Никакого следа или материального свидетельства о прожитой жизни.

Понимая это, наше сообщество несколько лет назад решило не ограничиваться повествованием или описанием объектов, какими бы интересными они ни были, а постараться сорвать покров забвения с позабытых или вовсе неизвестных имен. И неважно, чем занимался человек, и какое наследие после себя он оставил. Это долг ныне живущих: больше знать о тех, кто жил на нашей земле. Будь то позабытый ученый, отдавший жизнь на полях наших сражений воин, пахавший землю крестьянин или рыбак, на своем судне бороздивший речные и морские просторы нашего края. Они заслуживают того, чтобы о них знали и помнили. О ком-то удастся рассказать больше и сделать полновесную статью, память о других будет выражаться лишь строчкой в архивном документе или небольшой газетной заметкой. Неважно. Мы стараемся в меру своих сил рассказывать о тех, кто населял наш край. Например, находить и публиковать сведения о том, кто, где и когда жил, чем занимался; а если получится – более подробно освещать жизненный путь человека.

Именно такой материал сегодня представляет сообщество «Южный берег Финского залива» своим читателям. Он является пилотным в рубрике «Люди и судьбы» и посвящен Татьяне Рейнгольдовне Анцевой, чья столетняя годовщина смерти приходится на 16 апреля 2020 года.

Сегодня большинству людей это имя ни о чем не говорит. Между тем в начале двадцатого века имя Анцевой было на слуху у всех, кто занимался проблемами народного образования. Ее «деревенская гимназия», взявшая свое начало в крестьянской избе в окрестностях Копорья, в течение десятилетия стала настоящим явлением в системе женского среднего образования России: обычным явлением в периодике стали словосочетания «школа анцевского типа» или «деревенская гимназия Анцевой». По своему вкладу в отечественную педагогику Анцева вполне могла бы находиться среди своих выдающихся коллег – Макаренко, Сухомлинского, Сороки-Расинского. Во всяком случае все, что сегодня известно о жизненном пути Анцевой, позволяет утверждать, что в ее лице отечественная система народного образования имела настоящего подвижника и новатора. Можно лишь догадываться, сколько времени и усилий пришлось ей затратить для того, чтобы на практике воплотить свои идеи о трудовой женской гимназии. И наш долг – вспомнить сегодня об этом человеке, чья жизнь оказалась непрерывной борьбой за свои идеалы и убеждения.

«…Школа явилась не плодом холодных рассуждений…, а была вызвана к жизни самой жизнью и непосредственным чувством».

О первой половине жизни Татьяны Анцевой известно немного. Героиня нашего повествования родилась 25 декабря 1866 года в Кронштадте в семье Рейнгольда Антоновича и Пелагеи Дмитриевны Анцевых. Будучи разного вероисповедания (отец — лютеранин, мать — православная), супруги воспитали в православной вере пятерых детей, старшей из которых была Татьяна. Сохранился и адрес проживания семьи Анцевых в Кронштадте:  улица Петровская д.13, кв.33.

Забегая вперед, отметим абсолютное несходство жизненного пути родителей Татьяны. Ее мама скончается 14 февраля 1901 года. А вот отцу, Рейнгольду Антоновичу, судьба уготовит весьма длинный жизненный путь. Он станет свидетелем крушения царского дома Романовых, становления и укрепления советской власти, ему будет суждено пережить некоторых своих детей.

В начале 1880-х годов Татьяна Анцева заканчивает Кронштадтскую женскую гимназию и с 1885 года становится в ней преподавателем математики. Резонно предположить, что за указанный период Анцева должна была закончить специальные курсы для будущих учителей. В этой гимназии она остается работать до 1895 года.

1895-96 учебный год Анцева встречает уже в роли преподавательницы в Копорском двуклассном министерском училище, сначала — в первом, затем – во втором классе. Возможно тогда же она приняла одно из самых своих судьбоносных решений: полностью посвятить себя преподаванию, во многом в ущерб своей личной жизни. Во всяком случае в документах последующих лет ни разу не встречается сведений о замужестве Анцевой и рождении детей.

К моменту описываемых событий Копорское двуклассное училище, основанное еще в 1875 году и подведомственное непосредственно Министерству народного просвещения, являлось одним из крупнейших в Петергофском уезде. Ежегодно в нем обучались десятки учеников не только из Копорской волости, но и из других уездов и даже губерний. При училище функционировал «ночлежный приют» для учащихся из отдаленных мест, где имелся интернат с мужскими и женскими отделениями. Само училище содержалось как за счет взносов волостных крестьянских обществ, так и за счет земских субсидий и вклада семьи местных помещиков Зиновьевых.

Несмотря на свой статус, Копорскому училищу  были присущи традиционные для школьного дела тех времен недостатки: нехватка помещений,  неблагоприятные санитарно-гигиенические условия, достаточно высокая нагрузка на преподавательский состав. Многим соискателям приходилось отказывать в поступлении в училище. Но если для мальчиков из семей местных жителей все же существовала возможность получить базовое образование, не уезжая далеко от родного дома, то для девочек складывалась куда более неприятная ситуация. Не слишком распространенные в ту пору женские учебные заведения концентрировались преимущественно в крупных городах (Петербург, Кронштадт), что вызывало необходимость существенных расходов на обучение и фактического отъезда учениц из дома. Подобное было под силу лишь состоятельным людям, коих среди местных крестьян и мещан было чрезвычайно мало.

Столкнувшись с реалиями обучения в местных школах, Анцевой овладевает мысль об организации обучения на принципиально иных основах. Постепенно в ее сознании формируется образ «народной школы», в которой могли бы учиться как дети самих учителей, так и дочери местных крестьян. В самом деле, мало кто из деревенских жителей мог позволить себе отправить детей в город для получения достойного образования. Помимо внушительной платы учебного заведения требовались немалые средства для проживания. Формат же народной школы, организуемой в деревне, позволял снять большинство из ограничений. Привычная обстановка, питание, исполнение девочками посильных работ по хозяйству и содержанию дома в порядке, сравнительно малое число учениц — все это должно было приблизить формат такой школы к семейному. Даже если ученице по каким-либо причинам не удалось бы продолжить образование в такой школе, она тут же могла вернуться в семью, не отвыкнув от деревни и труда. Сравнительно небольшая плата (на начальном этапе — 100 рублей в год за обучение и содержание в интернате), отсутствие формы (дети ходят в тех же платьях, что и дома) открыли бы путь к обучению девочкам, которым природные способности позволяли учиться, а бедность и условия деревенской жизни сводили это желание на нет.

Фактически речь шла об организации школы-интерната для девочек семейного типа, в которой бы ученицы, оставаясь в привычной деревенской среде, получали бы среднее образование.  По сути, такая народная школа являлась бы переходной ступенью от начальной школы к старшим классам гимназии.

Как отмечала Анцева, «…школа явилась не плодом холодных рассуждений, не осуществлением заранее обдуманного намерения, а была вызвана к жизни самой жизнью и непосредственным чувством».

Начинаются хлопоты по организации будущей школы, связанные с получением необходимых разрешений и поиском помещения. Результатом усилий стало получение свидетельства  № 11486 от 27 сентября 1899 года Санкт-Петербургского учебного округа. А уже 14 октября того же года при деятельном участии нескольких учителей Петергофского уезда была открыта школа.  Помещалась она неподалеку от Копорья, в деревне Ивановское, в бесплатно уступленной избе одного из местных учителей.

14-го октября 1899 г., в 2-х верстах от Копорья, в дер. Ивановское в избе собралось 7 девочек, несколько учителей-отцов, несколько друзей на открытие «гимназии». Священник (теперь уже умерший) с глубоким чувством отслужил молебен, и я убеждена, что все немногочисленные присутствовавшие были объединены в этом чувстве. Хороший и сильный момент, момент, какой не забывается…

 Из воспоминаний Татьяны Анцевой

В первый год в школе обучалось девять учениц, из них семь—дочери учителей и две—крестьян. Большинство (семь) были из одноклассной народной школы; одна кончила курс 2 кл. училища; одна из 1 кл. Екатерининской гимназии в Петербурге. Эти девять учениц составили три группы, к концу учебного года соответствовавшие первому, второму и третьему классам гимназии Министерства народного просвещения.

О первом годе своей школы Анцева всю жизнь хранила достаточно теплые воспоминания:

«Много хорошего пережито было в этот год. Интенсивная, одушевленная работа, поэтические прогулки с детьми оврагом в Копорье, и мечты, мечты, которые росли с каждым днем, ибо каждый день нес с собою новые впечатления».

К началу второго учебного года школа насчитывала уже 16 учениц: 8 от предыдущего учебного года и столько же вновь поступивших. 11 из них принадлежали к учительским семьям Петергофского, Ямбургского и Гдовского уездов и 5 — к крестьянским. Как и в первом учебном году, все ученицы составили 3 отделения, соответствовавшие второму, третьему и четвертому классам гимназии. Двукратное увеличение обучавшихся сделало невозможным нахождение школы в крестьянской избе, На помощь зарождающемуся делу пришло неизвестное лицо, согласившееся бесплатно уступить под школу свою квартиру в Копорье. Так Анцева со своим вновь обретенным детищем вернулась туда, где  начиналась ее учительская карьера. Но ненадолго.

Третий  учебный год ознаменовался дальнейшим ростом количества учениц до 23 (16 от прошлого года и 7 поступивших вновь); из них 13 принадлежали к учительским семьям и 10 — к крестьянским.  По уровню подготовки все ученицы составили 4 группы — со второго по пятый класс.

На первом этапе существования школы рост ее популярности неизменно обгонял имеющиеся возможности. Оставленное еще на год бесплатное помещение, уже не вмещало всех учениц. Пришлось нанять дополнительную избу, в которой поместили часть девочек. Первые два года обучения Анцева преподавала в школе в одиночку. Подобные нагрузки ложились тяжелым бременем на плечи основательницы:  ей приходилось давать каждому из трех классов по 2 часовых урока днем и дополнительно вечерние — по иностранным языкам.

… При первом посещении школа Анцевой находилась еще в с. Копорье в частной маленькой квартирке. Помещение было тесное, неудобное… Ученицы школы, большинство – пансионерки – были собраны мной и проэкзаменованы из пройденного по математике и новым языкам. Ответы в большинстве были очень удачны, осмысленны, показывая, что преподанное хорошо усвоено»

Из отчета Инспектора народных училищ Петергофского уезда Н.В. Павлова о частном учебном заведении Анцевой. Посещение школы в Копорье состоялось 28 апреля 1902 г.

Изначально Анцева планировала устраивать проверку знаний своих учениц в одной из министерских гимназий. Два года к ряду девочки сдавали экзамен в министерской женской гимназии в Кронштадте, педагогический персонал которой выразил готовность экзаменовать учениц школы бесплатно. Ученицы успешно сдавали экзамен, получали свидетельства соответствующих классов гимназии, а осенью вновь возвращались в школу Анцевой для продолжения учебы. Такие поездки служили не только способом проверки знаний и облегчали поступление в старшие классы, но и расширяли кругозор учениц, до этого зачастую ни разу не бывавших в городе. Кроме того, они служили своеобразной проверкой результатов работы учительского персонала и обеспечивали известность школе в рамках уезда.

Приведенные выше цифры наглядно демонстрировали, как быстро росла школа, начавшая заполнять свободную нишу: обучение дочерей народных учителей и крестьян. Большинство из них (стипендиатки) обучались за счет частных лиц. За учительских дочерей половину платы вносило губернское Общество взаимного вспомоществования народным учителям; оплата другой половины ложилась на плечи родителей учащихся.

Рост популярности школы поставил вопрос о расширении учительского персонала и вновь сделал актуальным поиск нового помещения. Бесплатная квартира в Копорье вкупе с дополнительной избой уже не отвечали требованиям учебного процесса; к тому же на третьем учебном году помимо Анцевой в школе стали вести преподавание новая учительница и законоучитель.  Между тем средств на расширение школы не было. Наступила пора обратиться за помощью к общественности.

В 1902 году в ряде периодических изданиях Петербурга  («Санкт-Петербургские ведомости», «Журнал для всех») появилось небольшое письмо, рассказывающее о короткой истории школы, ее целях и направлениях дальнейшего развития. Письмо заканчивалось просьбой о пожертвованиях на расширение школы.

Одновременно  с этим была предпринята попытка наладить взаимодействие с Петергофской управой. В 1902 году в управу поступило ходатайство Анцевой об учреждении стипендии для способных, но бедных дочерей крестьян Петергофского уезда, окончивших двуклассные училища. Ходатайство это вызвало ряд прений. В частности, гласный барон Л. О. Рауш-фон-Траубенберг, не отрицая полезности учреждения стипендии, полагал, что следует учредить стипендию исключительно для дочерей учащего персонала. По его мнению, «…давать гимназическое образование детям крестьян нежелательно в нравственном отношении. Получившая такое образование—какая она помощница в доме? Затем крестьяне, получив среднее образование, всегда стараются уйти. Наконец, дети учителей без образования не могут дома работать и должны превращаться в прачек, кухарок и проч., между тем, как крестьяне могут дома работать».

Посетивший школу Анцевой инспектор народных училищ Н. В. Павлов указал на то, что учредить стипендию для способных дочерей крестьян желательно потому, что из их среды выйдут народные учительницы, который, пройдя курс гимназии, а затем учительской семинарии, будут по своему образовательному цензу значительно выше оканчивающих только семинарию. Вследствие этого Н. В, Павлов предложил учредить стипендию преимущественно для дочерей учителей, а потом крестьян.

Им возражали другие представители управы, в частности, гласный крестьянин И. Г. Гаврилов и помещик Б.Б. Дорн. Они указали на несправедливость подобной дискриминации крестьян, являвшихся такими же плательщиками налогов, как и другие категории граждан. Критерием получения стипендии должно было являться не сословное происхождение, а способности соискательниц, мерилом которых служили бы проверочные экзамены.

Это мнение поддержало большинство гласных Собрания, в результате была учреждена стипендия Петергофского земства в размере 100 рублей в школе Анцевой, а также направлено ходатайство об учреждении одной стипендии в 100 рублей перед Губернским Земским Собранием. Вопрос о выборе стипендиаток был передан на усмотрите земской управы совместно с училищной комиссией.

Параллельно с поиском средств на развитие школы было подыскано и помещение. Совершенно неожиданно поддержка пришла со стороны землевладельцев Орловых, владевших на тот момент имением в Усть-Рудицах. Ими было принято решение подарить школе четыре десятины земли. Деньги на строительство дома добывали всем миром. К осени 1901 года на собранные среди учителей и лиц сочувствующих этому делу средства (1.168 руб. 10 к.) был заложен фундамент дома и произведена заготовка материалов с тем, чтобы с весны следующего года приступить к постройке. Судя по описанию, комплекс школьных построек представлял из себя двухэтажный дом размером 6 на 8 саженей с необходимыми пристройками (баней-прачечной, сараем, ледником). Необходимо было также должным образом оборудовать классы, для чего помимо денежных средств принимались пожертвования книг для школьной библиотеки, журналов на русском, французском и немецком языках, учебных пособий, физических приборов. Во всем этом молодая школа Анцевой испытывала крайнюю нужду.

Дабы обезопасить интересы жертвователей и разделить личное имущество от общественного,  предполагалось не передавать в частную собственность ни землю, ни дом; таким образом, в случае закрытия школы весь комплекс построек мог бы использоваться для организации приюта, богадельни, детской колонии и иных благотворительных учреждений.

В результате общих усилий к октябрю 1902 года двухэтажный дом красовался среди рудицких лесов, на берегу реки и огромного пруда. Далеко не сразу удалось обставить его необходимой мебелью. Первое время книги лежали на полу, стулья кочевали из одного этажа в другой, вместе с ученицами. Но постепенно все пришло в норму, и 14-го февраля 1903 г. новый дом был торжественно освящен. В этот день съехались многочисленные друзья школы, и настроение царило удивительно приподнятое.

…В настоящее время  частное учебное заведение находится в д. Усть-Рудицы в собственном отдельном здании в 2 этажа, вместительном и светлом. Комнаты высокие. Внизу – классы, столовая и кухня, вверху – уборные, библиотека и комнаты для учащего персонала. При школе имеется баня… Я присутствовал на уроках новых языков в двух младших классах и вынес самое  отрадное впечатление: хорошее произношение, правильные односложные ответы. Уроки велись по натуральному  методу. Я присутствовал на общем обеде и вечернем чае. Обед из двух блюд, не изысканный, но сытный. Дети сами прислуживают, моют полы, посуду, метут и убирают классы, и вообще, помогают вести хозяйство. После чая детьми экспромтом устроен был литературный вечер. Каждая из учениц продекламировала стихотворение, некоторые — на иностранных языках. Хором спели несколько детских песенок».

Из отчета Инспектора народных училищ Петергофского уезда Н.В. Павлова о частном учебном заведении Анцевой. Посещение школы в Усть-Рудицах  состоялось 30 ноября 1902 г.

Однако прошел всего год, и уже новое здание для 38 учениц уже оказалось тесным. Пришлось дополнительно переоборудовать под новые комнаты чердак.

1903 год запомнился еще одним важным событием для школы: она приняла участие в выставке «Детский мир», проводившейся в Таврическом дворце. Это позволило не только использовать мероприятие как способ популяризации идеи нового формата школы, но и привлечь внимание потенциальных жертвователей. В том же учебном году в школу нанесла визит столичная училищная комиссия. Но самым важным событием стало постановление Губернского Земского собрания о выдаче школе субсидии в размер 1,000 руб. и учреждении 3-х стипендий. Этот шаг оказался исключительно важным не только с точки зрения материальной помощи, но и ознаменовал собой моральную поддержку усилий Анцевой. Постоянная забота о дальнейшем существовании начинала подтачивать силы и здоровье владелицы, переживавшей за свое детище, в становление которого было вложено так много труда и любви.

В следующем учебном году количество учениц возросло до 39, при этом впервые пришлось ограничить рост школы, отказав в поступлении нескольким соискательницам. Но что еще более важно, популярность и необычный формат заведения гимназии Анцевой сделал ее настоящим явлением в губернской системе народного образования. Надо сказать, что некоторые земства петербургской губернии еще с 70-х гг. 19 века стали приходить на помощь частным инициативам в области устройства и содержания средних учебных заведений. Однако это были единичные примеры. В частности, Ямбургское земство стало выдавать ежегодную субсидию Нарвской гимназии, Петергофское земство с 1876 г. ежегодно субсидировало прогимназию. Точечными расходами отметилось и Царскосельское земство, поддерживавшее подготовительный класс мужской гимназии. На этом фоне губернское земство участия в субсидировании средних учебных заведений не принимало.

Однако жизнь не стояла на месте. Запрос населения поселков и уездных городов на организацию средних учебных заведений неуклонно рос, постепенно возбуждались ходатайства об открытии таких гимназий. И первым учебным заведением, начавшим получать пособие со стороны губернского земства, стала школа Анцевой, которой, как уже отмечалось, в 1904 году была выделена сумма в размере тысячи рублей, а уже в следующем году эта сумма была увеличена до трех тысяч рублей. Помимо этого, с 1906 года земство учредило в учебном заведении три стипендии в размере годовой платы за обучение каждая.

Более того, признав распространение такого опыта весьма желательным, губернское земство передало в 1905 году данный вопрос на обсуждение уездов, однако большинство из них не нашло возможностей содействовать этому по причине отсутствия средств. Лишь Петергофское земство учредило в школе Анцевой несколько стипендий и фактически приняло школу в свое постоянное ведение.

«Мне трудно отделить жизнь школы от своей, трудно говорить о школе, как о постороннем объекте»

 В чем же крылся секрет популярности школы Анцевой? Предоставим слово самой владелице:

Для меня главное — создать учебное заведение, в котором в основу воспитания легли бы здоровые начала: влияние природы, труд, самодеятельность, простые человеческие отношения, основанные на взаимном доверии… Я нисколько не обольщаюсь мыслью, что все, кто поступает ко мне в школу, ищет того, что я стремлюсь дать. Большинству нужна только учёба и, если бы была другая школа, столь же доступная по цене, но в городе, и без участия девочек в физическом труде, большинство, конечно, предпочли бы поместить своих детей туда. От школы привыкли брать только учёбу. Особенно диким казалось и кажется многим такое сочетание: гимназистка учится французскому и немецкому языку и, о ужас, сама стирает белье и моет пол. К этому сочетанию у нас в России не привыкли. Взгляды среды, конечно, передаются детям, и приходится затрачивать энергию на доказательство таких, казалось бы, элементарных мыслей, что образование не исключает необходимости физического труда, что у нас в школе ученицы стирают и моют не потому, что школа дешевая, и не потому, что в ней учатся преимущественно крестьянки и мещанки… нет, в школе работают потому, что труд полезен для тела человека и имеет огромное нравственное влияние. И, верю я, для многих из учениц школы этот взгляд на труд будет не фразой, а убеждением.

 Как же реализовывались эти идеи на практике?  Чтобы понять это, мысленно перенесемся в Усть-Рудицы на столетие назад в обычный весенний день.

…Ранее рудицкое утро, полное красоты и бодрости. В семь утра — общий подъем, но зачастую накануне экзаменов можно увидеть склонившиеся над книжками девичьи головы в шесть и даже в пять часов утра.

Сразу после пробуждения партии дежурных по школе (5—6 партий по 7 — 8 человек для ежедневного очередного дежурства) подметают полы в спальнях, классах, столовой, коридорах; стирают пыль, накрывают чайный стол. После чая дежурные моют и убирают. В 8 часов 50 минут — молитва перед началом занятий (чтение Евангелия, 3 молитвы). Ровно в 9 утра начинаются уроки. Длительность одного урока — 50 минут. Без десяти двенадцать — звонок, являющийся помимо прочего сигналом для дежурных. Они второпях накрывают стол к обеду, раскладывают по тарелкам мясо, разливают суп, сменяют тарелки. Обед продолжается минут двадцать, затем опять уборка посуды, и в час дня начинается четвертый урок. В 3 часа уроки кончаются, после чего наступает время дневного чая и прогулок. В пол шестого вечера начинается приготовление уроков, прерываемое в семь часов вечера ужином. Младшие дети уходят спать пол-девятого вечера. Старшие девочки работают до 9 час. 30 мин. В десять часов вечера жизнь в школе затихает. Двери спален открыты в коридор, в котором всю ночь горят небольшие огни.

Иначе проходил четверг. Уже с шести часов утра дом наполнялся шумом, беготней, собиранием щеток для мытья, тряпок, мыла, ведер. Для стирки выделялось две партии учениц по 6 человек, работавших посменно. После утреннего чая  начиналось мытье полов. Работа проходила оживленно и весело, зачастую под пение учениц. Не оставались в стороне и младшие: им поручалось мытье столов, стульев, табуреток.

В результате столь усердного и дружного труда к двенадцати часам дом был чист. С аппетитом пообедав, ученицы принимались за  полоскание и развеску белья. К середине дня все работы заканчивались. У воспитанниц наступало свободное время для поиска занятия по вкусу.

Несколько особняком стояли праздники. День начинался позже, чай подавали в районе девяти часов утра. Между утренним чаем, обедом и дневным чаем воспитанницы читали, гуляли, готовили уроки. После этого наступало время игр, танцев и веселья.

По средам и субботам вечером практиковалось групповое чтение книг с учительницами. Такие чтения дети очень любят. Раза два в зиму устраивались вечера со спектаклями, живыми картинами, шарадами. Приготовление к ним доставляли не меньше удовольствия, чем сами спектакли. Нередко девочки самостоятельно разучивали стихотворения и небольшие сценки, которые демонстрировали учителям. Такие вечера вносили особенно много оживления в размеренную жизнь школы…

Материальная помощь со стороны земства частично облегчила жизнь Анцевой, которая могла отныне посвятить себя устройству внутренней жизни школы, до этого тратившей немало времени на изыскание средств. Однако эта помощь не могла разрешить ключевую трудность – нехватку помещений и практически полное отсутствие свободной земли. Последнее обстоятельство не позволяло завести школе свое хозяйство: содержать скот, разбить огороды. Это не только помогло бы создать базу для столь важной составляющей воспитательного процесса как физический труд, но и частично обеспечивать себя продуктами.

Естественным выходом для организации образования в подобной школе стало бы ее размещение в имении. Вдобавок к перечисленным моментам это позволило бы не прерывать процесс учебы в летние месяцы. Желающие могли бы не разъезжаться по домам, а оставаться при школе, обучаясь на специально организованных курсах (рукоделия, иностранных языков). Пройдя такую школу, ученицы в дальнейшем могли бы сами выбирать род и место деятельности: город или деревню.

Однако решить вопрос с подходящим имением оказалось не так-то просто. В финансовом плане такая покупка в Петербургской губернии оказалась бы достаточно дорогостоящей. Поначалу более вероятным казался вариант переноса школы в соседние губернии, где жизнь была бы менее дорогой. В частности, одно лицо предложило пожертвовать свое имение в 55 десятин в Новгородской губернии для устройства аналогичной новой школы или переселения рудицкой.

«Пусть эти школы появятся в каждом уезде: земля и средства найдутся»

 К 1906 году было принято решение – оставить школу в пределах Петербургской губернии. Собранных средств, однако, не хватало для приобретения полноценного имения. На помощь помимо пожертвований частных лиц пришла беспроцентная ссуда. Что еще более важно, появился вполне конкретный вариант – приобрести часть имения в Терпилицах Ямбургского уезда, принадлежавшее семейству Врангелей, по приемлемой цене, о чем Анцева заблаговременно уведомила губернскую управу:

Учредительница деревенской женской гимназии в Рудицах, Петергофского уезда, Т. Р. Анцева, представляя отчет о приходе и расходе денежных сумм, сообщила о предполагаемом переводе этого учебного заведения из Рудиц в Ямбургский уезд, на участок земли…, купленный ею у барона Н. А. Врангеля и расположенный по Терпилицкой дороге, в 5 верстах от ст. Волосово, Балтийской железной дороги. К такому переселению г-жу Анцеву побудила отдаленность Рудиц от ближайшей железнодорожной станции (31 верста по плохой дороге), неудобства в отношении получения провизии и затруднения в отношении подачи медицинской помощи живущим в гимназии, по причине отдаленности больницы. Предполагая переселиться на новое место с осени 1908 года, г-жа Анцева обратилась к губ. собрано с просьбою разрешить ей предложить Рудицкий дом, выстроенный на пожертвования и земские субсидии,—Петергофскому земству для учреждения в Рудицах двухклассного училища.

Примечательно, что до момента переезда ни в документах, ни на картах топоним «Татьянино» не отображался; таким образом, можно прийти к выводу, что вновь образованное имение получило свое название по имени основательницы гимназии Татьяны Анцевой.

В результате сделки школа Анцевой стала собственником участка в тридцать десятин, из которых 19 было занято лесом и 11 — клеверным полем. Достаточно быстро был возведен деревянный двухэтажный дом. Первый этаж составляли большой зал, три класса, буфетная, кухня, раздевалка. На втором этаже помещались три спальни, учительская (она же столовая для учителей), один класс и две комнаты для учителей и заведующей. Посередине обоих этажей проходил широкий коридор. В каждом классе за исключением пятого размещались классные столы; если же количество учениц в классе было совсем небольшим, ставился один обыкновенный стол, за которым сидела учительница вместе с ученицами.

Переезд в Терпилицкое имение ознаменовал собой новый этап существования гимназии. Из маленькой школы, вечно ютившейся в небольших и плохо приспособленных помещениях, выросла полноценная женская гимназия со своим подсобным хозяйством. В 1910 году свершилось еще одно важное событие: 15 марта гимназия Анцевой была преобразована из частного учебного заведения второго разряда и получила права гимназий Министерства Народного Просвещения. У нее появился свой попечительский совет, в который входили барон В.В. Меллер-Закомельский, член Санкт-Петербургской губернской земской управы С.А. Гвоздев, врачи Я.А. Кудрин и Л.Л. Кудрина, заведующий химическим отделом Института экспериментальной медицины Н.О.Зиберь. Плата за обучение, составлявшая 100 рублей в год, была повышена до 150 рублей.

Получение прав гимназий Министерства народного Просвещения стало важной вехой на пути развития школы Анцевой.  Дело в том, что школа могла проводить курс лишь из шести классов женских гимназий; таким образом, для завершения гимназического курса воспитанницам приходилось поступать в другие гимназии. Это было сопряжено с большими трудностями для учениц; прежде всего, в седьмых классах гимназий далеко не всегда были вакансии, к тому же войти в  курс нового учебного заведения было не так просто. Это, однако, не мешало многим ученицам становиться медалистками. Лишь комбинация денежной помощи и новых прав должна была помочь Анцевой достигнуть издавна поставленной цели: создать такой тип учебного заведения, в котором гимназическое образование было бы тесно связано с физическим трудом и способствовало бы развитию молодежи на деревенских просторах.

Тем временем, известность гимназии продолжает расти. Публике становится все труднее не замечать ее самобытность и оригинальность положенных в основу ее организации принципов.

Гимназистки-поломойки, гимназистки-прачки, гимназистки-огородницы. Есть такая гимназия.

 Находится она в 5 верстах от станции Волосово, в усадьбе, расположенной среди сухой, высокой и здоровой местности.

Эта удивительная гимназия, в которой ученицы обучаются не только французскому и немецкому языку, принадлежит к редкому в России типу деревенских гимназий.

Мне пришлось побывать в этой гимназии. Меня поразил здоровый, жизнерадостный вид воспитанниц. Среди них- моя племянница.

— Не скучно вам Здесь? – спрашиваю я племянницу и ее подруг.

— Нам некогда скучать,- отвечают девочки, — у нас здесь большое хозяйство. Вот эта девочка доит коров и кормит кур, а я занимаюсь шитьем. Впрочем, мы меняемся работами, так веселее.

— А не тяжело вам работать?

— Нас не принуждают,- отвечают девочка. Кто не хочет работать, та идет гулять или отдыхает. Но лениться очень тоже не дают. Да мы сами хотим работать…

Руководит гимназией г-жа Анцева. Между педагогическим персоналом и ученицами существуют самые теплые отношения.

Постоянное пребывание учениц в деревне, на вольном воздухе очень выгодно отражается на их здоровье…

При гимназии имеется 30 десятин земли, существует молочное хозяйство, сад, огород, устраивается пчельник.

Для эстетического развития учащихся устраиваются литературные вечера, пение и спектакли.

 «Гимназия в деревне», газета «Нарвский листок», 1911 г.

Опираясь на документы, можно говорить о том, что период  1911-15 гг. стал золотым временем гимназии. После долгих лет борьбы за выживание своего детища Анцева могла с гордостью взглянуть на плоды своего труда. К этому моменту была создана необходимая материальная база для воплощения на практике принципов здорового обучения на природе, в которых гармонично сочетались бы умственный и физический труд учениц.

Число преподавателей составляло в среднем 12-14 человек, большая часть которых работала вместе не один год. Библиотека гимназии насчитывала несколько сотен томов и делилась на фундаментальную и ученическую. Физический кабинет и кабинет естественных наук были обеспечены базовым набором необходимых инструментов, зоологической и минералогической коллекциями. К первому января 1915 г. в гимназии обучалось 47 учениц, четверо из которых являлись дочерьми личных дворян и чиновников, 13 – почетных граждан и купцов, остальные происходили преимущественно из крестьянских семей. Стоимость обучения, составлявшая 150 рублей в год, с 1 сентября 1914 г. была повышена до 200 рублей. Общий сбор за обучение составлял 8 268 рублей, еще три тысячи гимназии переводило Санкт-Петербургское губернское земство.

В гимназии существовало семь основных классов, в первый класс можно было попасть без экзамена, имея за плечами начальную школу (городскую или земскую). Для попадания в приготовительный класс достаточно было уметь читать, считать до ста и знать основные молитвы.

Отличительной чертой гимназии продолжало оставаться отсутствие бальных оценок. Обучение иностранным языкам производилось по желанию учащихся. При гимназии существовал интернат, в котором ученицы могли жить как в течение учебного года, так и на каникулах (за отдельную плату).

Отдельные требования касались внешнего вида и формы одежды учениц. Одежду, обувь, постельное и носильное белье ученицы привозили из дома (образец формы платья был выставлен в гимназии). Также были необходимы две пары сапог (при этом высокий каблук не допускался), глубокие и мелкие калоши; для комнаты нужны были две пары кожаных туфель без каблуков и шпилек. Не допускалось ношение часов, золотых и серебряных украшений. Указанные ограничения с лихвой компенсировались созданной домашней обстановкой и достаточно близкими отношениями учителей и учениц. В правилах было обращение к девочкам по именам и на «ты» (обращение на «вы» использовалось намного реже).

Сохранились замечательные воспоминания о порядках и царившей атмосфере, напечатанные в одном из номеров журнала «Вестник просвещения»:

Обыкновенно учебный день начинается следующим образом: утром—кофе, с 9-ти до 3-х часов уроки (в 12 ч. завтрак), потом до обеда (в 5 часов) работы в поле. Осенью— копание картофеля и уборка овощей с огородов. Работают все без исключений, начиная с самых маленьких восьмилетних «приготовишек» и кончая самой начальницей гимназии и преподавательницами. В то время, как более взрослые девочки копают картошку мотыгами, маленькие заняты сортировкой и укладыванием ее в мешки. На поле, несмотря на порой дождливую осеннюю погоду, то и дело раздается смех и песни. Настроение у детей, занятых довольно тяжелым физическим трудом, превосходное. Так как овощи всех сортов сажаются с таким расчетом, чтобы их хватало на пропитание учениц до конца учебного года, то приходится иногда делать более продолжительный перерыв в занятиях старших классов, и тогда ученицы несколько дней подряд заняты в поле и в огороде, а затем наверстывают упущенное время более интенсивными занятиями. И все это делается легко и свободно, без ущерба для учения, и с огромной пользой для физического развития. После уборки картофеля производится молотьба (ученицы сами работают у конной молотилки), уборка овощей в подвалы, ссыпка хлеба, соление грибов и квашение капусты — словом, все очередные заботы полного хозяйства, и все они выполняются при непременном участии самих девочек. В весеннем полугодии производится очистка сада и двора от снега, расчистка и обработка гряд, посадки, уборка валежника.

 Параллельно со всеми этими работами, ежедневно дежурные метут и чистят классы, коридоры, дортуары—два отдельных двухэтажных дома… Один день недели—четверг—освобождается от занятий специально для работ. В этот день все ученицы гимназии делятся на партии. Часть идет в прачечную стирать белье, другая часть моет полы в одном из домов. Состав каждой партии постоянно сменяется. Зимою, когда нет сельскохозяйственных работ, и два рабочих часа, между уроками и обедом заменяются обязательной прогулкой на открытом воздухе, исключительное значение получают работы по домашнему хозяйству «коммуны».

Девочки сами распределяют между собою обязанности ламповщиц, истопниц, подметальщиц, дежурных по кухне, по столовой. Две старших ученицы исполняют функции скотницы и молочницы. Все молочное для стола изготовляется и обрабатывается ученицами. К этому добавляются овощи и хлеб, собранные ими же. Мясо потребляется в самом минимальном количестве. Необходимо добавить, что как в производстве, так и в потреблении всего воспитательницы и начальницы принимают участие наравне с ученицами. Стол для всех общий.

Читая эти строки, невольно представляешь себе идиллическую картину гармоничного обучения воспитанниц, их совместный с преподавательницами труд в небольшом имении, затерявшемся среди лесов и полей Ямбургского уезда. Однако к тому моменту уже ощущалось дыхание будущих потрясений, которые вскоре обрушатся на страну и губернию. Не стало исключением и Татьянино. Последние годы перед войной в гимназии обучалось более 80 воспитанниц, частью из Петербурга, частью из окрестных городов и селений (Царского Села, Луги, Гатчины, Ямбурга). Однако уже в 1916-17 учебном году продовольственные неурядицы вынудили Анцеву оставить лишь 4 старших класса, насчитывавших только 36 учениц. Постепенно сокращалось количество преподавателей, одна из которых, Феоктиста Ивановна Максимихина, погибла в 1917 г. при невыясненных обстоятельствах от огнестрельной раны (была похоронена в Татьянино, ныне могила утеряна – авт.). Дальнейшие же военные события, донесшие волну боев до самой станции Волосово, поставили крест на возможности продолжать занятия. В результате 1917-18 учебный год был в гимназии пропущен. Остававшийся в гимназии преподавательский состав был полон надежд вновь запустить учебный процесс. Однако жизнь распорядилась по-своему…

«35 лет своей жизни я отдала культурно-просветительской работе в селе, убежденная, что просвещенный народ стал хозяином своей жизни, и не в 52 года менять мне свои взгляды»

 Осенью 1917 года деятельность гимназии была приостановлена. Расстроенное железнодорожное движение, отсутствие керосина, хлеба и недостаточное количество дров, необходимость серьезного ремонта  школьных помещений вынудили Анцеву не неопределенный срок отложить вопрос с открытием интерната. Не способствовали этому и обстоятельства личного характера: смерть друга и единомышленника, стоявшего вместе с Анцевой у истоков создания гимназии (Анцева в документах нигде не называет его имя; возможно, речь идет о Хрисанфе Болмазове, земском учителе из деревни Ивановское Копорской волости-авт.).

Надежды на возобновление учебного процесса возлагались на следующий, 1918 год. Однако основательнице гимназии он принес еще больше испытаний. Цепь тревожных осенних событий началась с визита представителей местного комитета бедноты. 19 октября ими был произведен тщательный обыск во всех зданиях гимназии. Через два дня, обыск был повторен членами комитета бедноты вместе с представителями комитета по реализации урожая. 26 октября последовал новый обыск, произведенный той же комиссией совместно с военным комиссаром. 28 октября очередной обыск, произведенный двумя военными комиссарами Врудской волости и членом комитета бедноты деревни Терпилицы. Ими была проведена произведена полная опись имущества и наложены печати на шкафы с книгами, учебные пособия, аптечку и даже комнату с личными вещами Анцевой.

При этом на момент проведения обысков единого мнения о будущем усадьбы власти не имели. Так, комиссия по реализации урожая  предполагала поселить в Татьянино коммуну из бедных крестьян, в то время как военные комиссары анонсировали организацию сельскохозяйственных курсов.  И те и другие были единодушны лишь в одном: Анцева подлежала выселению как старая учительница, неугодная новым властям.

Понимая, к чему все идет, Анцева обращается в губернский совет с просьбой в экстренном порядке взять под охрану здание и имущество гимназии, защитив его от грозящей реквизиции, а также о содействии в открытии гимназии-интерната. О том, какая непростая ситуация сложилась во взаимоотношениях с местными властями, лучше всего говорит завершающая фраза обращения в Губсовет: «повторяю просьбу, прежде всего, вывести меня из полосы террора».

И помощь действительно поступает. Отдел народного образования (ОНО) при Петроградском губсовете предложил Врудскому совдепу воздержаться от какой-либо реквизиции зданий и имущества гимназии-интерната, принадлежавшей Анцевой, так как предполагал использовать  помещение и имущество в просветительских целях, по соглашению с местным отделом народного образования. Однако загвоздка заключалась в том, что Врудский совдеп… ничего не знал об обысках  и реквизициях, произведенных в гимназии, а произведены они были властью волостного военного комиссара. Который, узнав о борьбе Анцевой за свое детище, не нашел ничего лучше как… арестовать ее. Мандат гласил: «на основании переговоров лично по телефону с уездным комиссаром и на основании декрета о мобилизации лошадей три лошади гражданки Анцевой конфискуются, и владелица арестовывается и с лошадьми направляется в Ямбургский военный комиссариат».

Арест последовал 3 ноября, после чего арестованная была направлена сначала во Вруду. Здесь лошади были оставлены в военном комиссариате, саму же Анцеву препроводили в Ямбург. Судя по всему, довольно быстро выяснилось, что дело Анцевой «шито белыми нитками». Во всяком случае Ямбургский военный комиссар удовлетворился объяснениями арестованной,  освободив ее из под стражи. Более того, амнистию от мобилизации получили и лошади как принадлежавшие временно закрытому учебному заведению.

Однако борьба только начиналась. Местные власти вовсе не желали идти на попятную, и прежде всего, военный волостной комиссариат. Надо сказать, что в лице военного комиссара Врудской волости Александра Елисеева Анцева встретила упорного и беспощадного противника. Угрозы выселения, описанные выше, стали лишь предвестником более жестких мер, которые Врудский военком был готов пустить  вход. И дальнейшие события это полностью подтвердили.

Игнорируя постановление Ямбургского комиссара, Елисеев возвратил Анцевой только двух лошадей, заявив, что одну он конфискует на основании телефонных переговоров того же 4 ноября с… Ямбургским комиссаром.

Через неделю, 11 ноября, перед поездкой в Петроград, «диалог» продолжился. Анцева просила выдать письменное подтверждение о конфискации одной лошади, но получила отказ в достаточно экспрессивной форме («Вы под меня подкатываетесь», — кричал комиссар, -«лошадь взята временно, через 3 дня я ее пришлю Вам»). Однако шли дни, а конфискованная лошадь так и не вернулась в Татьянино.

Очередной визит во врудский комиссариат состоялся 21 ноября, однако вместо получения лошади Анцева услышала в свой адрес угрозы «Гороховой, Кронштадтом и даже виселицей». («Ваши сверстники уже давно висят», — кричал комиссар, местом показывая, как их вздергивали).

Видимо не желая и далее вести неприятные для себя диалоги с настойчивой хозяйкой школы, 25 ноября по мандату Врудского военного комиссара Анцева была вновь арестована и с остальными двумя лошадьми и шарабаном из реквизированного школьного имущества доставлена во Вруду. Шарабан был конфискован Врудским военным комиссаром, а арестованная с двумя лошадьми совершила уже знакомое путешествие в Ямбург. 26 ноября Анцева была посажена в Ямбургскую тюрьму, откуда освобождена 2 декабря с обязательством явиться по первому требованию органов власти.

В тот же день вернувшись вечером домой, Анцева нашла свою семью крайне напуганной. С утра в Татьянино явилась группа лиц из пяти человек, которые, не предъявив ордера, вновь стали производить тщательный (уже пятый по счету!) обыск во всех зданиях школы и опись всего имущества , не отделяя школьное от личного. Комната Анцевой была заперта; дети, обычно спавшие в ней, вынуждены были разместиться за отсутствием кроватей на полу  в другой комнате. В самой же запертой комнате все содержимое шкафов и шкатулок оказалось перерытым. Несмотря на протест жильцов, все комнаты, в том числе и с личными вещами, были опечатаны. Та же участь постигла шкаф и кладовую с посудой. Таким образом, в промежутке с 19-го октября в по 2 декабря в школьной усадьбе были проведены 5 обысков, причем дважды составлялась опись имущества. «Добычей» властей стали три конфискованные лошади, шарабан,  дамский велосипед уехавшей учительницы, комнатный телефон,  пуд мыла и пуд 10 ф. керосина. Кроме того, по предписанию исполнительного комитета Врудского совдепа были взяты «во временное пользование» 40 стульев, масса театрального реквизита и принадлежностей для сцены, 150 штук иллюминационных фонарей, шнуры, проволока; все эти предметы, взятые на октябрьские торжества, своевременно не были возвращены гимназии. Еще 10 парт, классная доска и классный стол «отправились» по соседству, в Терпилицкое училище.

На глазах Анцевой фактически разрушалась материальная база школы, созданной с таким трудом усилиями массы жертвователей. Было ясно, что наблюдать за этим основательнице гимназии было невыносимо. Единственным выходом, позволявшим и далее бороться за свое детище, была национализация гимназии и переход ее под крыло ОНО на уровне губернии. В своем повторном обращении в ОНО Анцева пишет:

Я снова прошу ОНО принять экстренные меры к охране усадьбы, здания и всего имущества, принадлежавшей мне гимназии, к скорейшему возврату школьного имущества, незаконно отобранного местными властями, в особенности к скорейшему возврату лошадей, без которых невозможно дальнейшее ведение хозяйства, прошу как человек, 19 лет созидавшей и уже создавшей большое культурное дело, имеющее общественное значение и большую денежную ценность; как человек, который в течение всего революционного времени вплоть до 19-го октября, ревниво охранял свое детище от всякого посягательства на него, зная, что при первой возможности гимназия снова начнет свою плодотворную работу.

И голос владелицы, наконец услышали. Гимназия Анцевой была объявляена национализированной Комиссариатом народного просвещения; на основании декрета от 16.12 за №1747 в ведение Комиссариата переходил весь инвентарь гимназии, который «не может быть изъят из учебного заведения и использован ни в какой части или передан кому бы то ни было, кроме учебного заведения б. Анцевой». Распоряжением Комиссариата охрана всего имущества предоставлялась Анцевой, «коей и надлежит передать все имущество и освободить от печати».

Казалось бы, вот она, победа! Но лишь в сражении, а не в войне. Учитывая затяжной характер конфликта между Анцевой и Врудским военным комиссариатом, еще по итогам второго ареста было принято решение командировать на место следователя-инструктора Комиссариата внутренних дел Союза Коммун Северной Области Алексеева с целью разобраться в ситуации. О том, насколько «объективен» был следователь, выполняя данное ему поручение, лучше всего говорит следующий отрывок его доклада:

…Весь инцидент начался с того, что Анцева во время мобилизации лошадей не представила оных на мобпункт, считая себя вправе этого не делать, т.к. по ее мнению советская власть должна была отнестись  к лошадям также, как прежние власти, т.е. освобождать лошадей, обслуживающих учебное заведение. Результатом столкновения Анцевой с местным Советом на этой почве стало проявление интереса Совета к гимназии вообще и желание использовать уже два года не функционирующее учебное заведение для нужд местного населения. С этой целью Врудским волостным совдепом была произведена опись всего имущества и прием его на учет. Обыски, на которые жаловалась Анцева, производились комитетом деревенской бедноты с целью выявления количества продуктов и волостным отделом управления с целью выяснения личностей проживавших с Анцевой… И, конечно, мелкобуржуазная психология Анцевой была сильно задета притязаниями местной власти, но, не видя другого исхода и поняв, что то, что она привыкла считать своим, должно стать народным, она решила попытаться сохранить за собой право на хозяйствование в своем имении… и подала заявление в областной комиссариат Нарпроса с просьбой о национализации гимназии. Надежды Анцевой оправдались.

 Распоряжение, согласно которому охрана национализированного имущества доверяется бывшей владелице… не отвечает  требованиям настоящего момента, но вполне понятно, принимая во внимание политическое содержание публики, занимающей ответственные посты при комиссариате, и доброе сердце товарища Луначарского.

Выводы, приведенные в докладе следователя, не сулили Анцевой ничего хорошего:

Указать на неправильность действий комиссариата нарпроса в смысле выдачи Анцевой удостоверения на охрану ее бывшей собственности.

 Обратить внимание на возможность открытия сельскохозяйственного или иного училища.

 Окончательно отстранить Анцеву от заведования бывшей школы.

 Предложить Ямбургскому исполкому принять меры к ограждению хозяйства гимназии от разрушения.

Признать обвинения выдвинутые Анцевой против Врудского исполкома необоснованными и привлечь Анцеву к ответственности за то, что из-за ее дела были непроизводительно затрачены народные деньги, оплачивавшие командировку следователя, и подтвердить необходимость присутствия при гимназии доверенного лица советской власти впредь до окончательно разрешения вопроса о том, кто имеет право охранять народное имущество: бывшая владелица или представитель местной власти.

Указанный доклад датирован 21 января 1919 года и его содержание, без сомнения, практически сразу же стало известно Врудскому военному комиссариату, не желавшему мириться со сложившимся положением вещей. Еще в ноябре 1918 года в своем письме в Ямбургскую ЧК представители волостного комиссариата указывали, что

…в гимназии на стенах до сих пор висят портреты бывших царей, что согласно декрету давно должно быть удалено. Анцева отвечает что это крестьянский спаситель (Александр Второй – авт.), а потому крестьяне должны его чтить и в смысле  этого разводит пропаганду среди населения, дескать, это наш царь. Кроме того, имеются всевозможные религиозные учебники, как то Закон Божий, Евангелие и прочее. Среди крестьян  деревни Терпилицы разводит пропаганду о грехе и Боге , стращает крестьян грехом и комитета бедноты крестьян деревни Терпилицы обещала посадить в тюрьму за то, что комитет реквизировал керосин для бедняков, и оказывает сопротивление всем его распоряжениям.

Означенная гражданка Анцева находится у крестьян на самом плохом счету в смысле бессовестной эксплуатации труда крестьянина благодаря несознательности деревенских женщин, которых застращала говоря что ваших мужей посадят в тюрьму за то что они работают в совдепе.

 В общем Анцева всегда выражала радость, когда была в волости провокация во время праздника, о конце советской власти. Она сказала мне и комиссару, что поеду в Петроград и проверю действия ямбургские и ваши действия после вашего праздника революции. Я спросил, а у вас разве нет праздника, она ничего не сказала. Вообще, она говорит, «ваша власть»,  а ее власть не знаю где. В силу всего изложенного прошу дать какие либо указания: арестовать ее или держать под надзором.

И вот, пользуясь случаем, волостной комиссариат наносит самый сильный удар. 22 января по предписанию военного Комиссара Врудской волости Елисеева Анцева вновь была арестована. Однако на сей раз обвинение звучало куда серьезнее — контрреволюционная агитация. Для ее ареста был выделен представитель управления Внутренних дел Врудского волостного Совдепа , которому был придан милиционер. Как следует из архивных документов, «…Прибыв на место ареста в 18 часов, где и было объявлено Анцевой об аресте, то она нас не впустила в свою комнату, которая была замкнута на ключ. После 30-минутного требования и угрозы сломать дверь Анцева открыла дверь, а сама ушла в следующую комнату. И закрыла дверь тем же ключом». Однако отсрочить неизбежное не удалось, и Анцевой пришлось подчиниться обстоятельствам.

Из анкеты арестованной:

Анцева Татьяна Рейнгольдовна

Звание — из дворян, домашняя наставница

Год рождения — 1866, 52 года

Отец — Рейнгольд Антонович, при нем две сестры Анна и Ксения

Была ли за границей — 19 лет тому назад

Род занятий — начальница гимназии усадьбе Татьянино

арестована 22 января 1919 года по делу контрреволюционной агитации

Уже на следующий день состоялся допрос следователем Ямбургской уездной чрезвычайной комиссии, в протоколе которого в частности говорилось:

…в предъявленном обвинении в агитации против советской власти, в неподчинении предложениям советских учреждений и контрреволюции виновной она себя не признала и объяснила, что ворами представителей советских учреждений не называла, а также и не говорила, что через несколько дней ответите своими телами… и вообще я совершенно не знаю, почему я арестована и считаю, что на меня возведена сущая ложь…, а также Елисеев задался во чтобы то ни стало меня убрать, и с его стороны все время являются придирки ко мне в разных видах…

С крестьянами на политические темы я никогда не говорила. В то время, когда ко мне зашел комиссар Елисеев для обыска, я действительно, после того как он разорвал портрет Александра Второго, говорила о том, что это — портрет освободителя крестьян. Других портретов у меня в доме не имеется. По поводу обвинения в том, что я не считалась с местными властями, показываю, что это неправда…

Тем не менее, показания Анцевой не помешали Военно-Революционному Трибуналу 24 января 1919 года рассмотреть полученное от Ямбургской уездной ЧК дело по обвинению в контрреволюционной агитации и найти обвинение доказанным. Однако при этом Трибунал, не желая брать на себя ответственность за судьбу Анцевой, счел указанное дело  не подлежащим его компетенции и постановил направить его на дальнейшее рассмотрение в ЧК при Союзе Коммун Северной Области. Как видно, органы власти на уровне уезда старались избегать ответственности за судьбу Анцевой, не желая становится заложниками ее тяжелых отношений с Врудским военным комиссариатом.  Преклонный возраст обвиняемой, ее подорванное здоровье и слабая обоснованность выдвинутого обвинения подталкивали следователей к спешному рассмотрению дела. Но самое главное — поддержка Анцевой на уровне Комиссариата Народного просвещения и лично А. Луначарского. Последнее обстоятельство во многом предопределило исход дела против Анцевой.  Уже 8 февраля постановлением ПетроЧК было принято решение «освободить из под стражи Анцеву Татьяну Рейнгольдовну за недоказанностью улик контрреволюционной агитации».

Несмотря на освобождение, угроза разрушения бывшей гимназии еще не миновала. В одном из архивных документов о проживавших в усадьбе Татьянино, в частности говорилось, что “…вся их компания живет на чужие труды … все они тунеядцы и саботажники, что подтверждается Врудским совдепом и Военным Комиссариатом, исполкомом комитета деревенской бедноты». С этой целью властям рекомендовалось поступить с усадьбой и ее жильцами также как с обычным помещичьим имением: все имущество гимназии конфисковать и передать в распоряжение Врудского совдепа, а саму Анцеву и членов ее семьи выселить из Ямбургского уезда, предоставив им на это трехдневный срок.

И вновь свое веское слово сказал Комиссариат Нарпроса и лично А. Луначарский. В своем письме на имя губернского военного комиссара И. Бакаева он указывает на важность школы и использование уникального опыта Анцевой как организатора и популяризатора прогрессивных форм преподавания:

Школа поставлена на должную высоту, благодаря проведенному в ней трудовому принципу и общей продуманности педагогической постановки. Контингент учащихся отнюдь не буржуазного характера… Через год после Октябрьского переворота Т.Р. Анцева подверглась аресту, а имущество школы — постепенному расхищению.

В настоящий момент она вполне реабилитирована и освобождена, но школа не может функционировать, так как местные военные власти по-видимому не достаточно ясно представляют себе значение этой школы и личности ее основательницы и заведующей. Она подверглась исключительным оскорблениям и даже жестокому обращению со стороны местных властей, а потому обращаюсь к Вам с просьбой в спешном порядке дать надлежащее разъяснение местным властям и оказать Т.Р. Анцевой покровительство и поставить школу в положение полной безопасности.

Судя по всему, именно покровительство Луначарского, в конце концов, переломило ситуацию, поскольку уже в марте в переписке между губернским и уездным ОНО обсуждаются вопросы, касающиеся образования коллегии для управления школой и участия в ней Анцевой.

Угасшая надежда

Вдохновленная полученной поддержкой новых властей, уже в апреле 1919 г. Анцева вновь бросается в бой, стремясь придать второе дыхание своему детищу. Однако перипетии последнего года заметно осложнили задачу по сохранению школьного наследия: бывшая гимназия, ставшая сельскохозяйственной усадьбой при Трудовой школе с первой и второй ступенями, не была включена в смету уезда, что фактически поставило ее вне закона. Стремясь предотвратить дальнейшую деградацию созданной с большим трудом материально-технической базы, Анцева составляет предварительную смету и направляет запрос непосредственно в Отдел бывших средних учебных заведений Комиссариата Народного просвещения, одновременно пытаясь на уровне Ямбургского уезда заручиться поддержкой Отдела народного образования. Однако этим планам не суждено было сбыться. Постоянные боевые действия, катком прокатившиеся по западным уездам Петроградской губернии в 1919 году, фактически не оставили шансов на возобновление нормального педагогического процесса.

Но военные действия были не единственной бедой, обрушившейся на жителей губернии. Не менее страшным оказался  еще один коварный беспощадный враг – многочисленные эпидемии, бушевавшие по охваченной войной стране, самой грозной из которых был тиф.

Традиционно политические и социально-экономические потрясения в обществе, наряду с разрушением привычного уклада жизни, сопровождаются распространением различных заболеваний. Именно это происходило в годы Гражданской войны во многих российских городах, в том числе, в Петрограде и губернии. За период 1918-1920 годов было зарегистрировано несколько вспышек эпидемии тифа. Одна из них пришлась на начало 1920 г. и была связана с последствиями боев под Петроградом во время отражения наступления армии Юденича. Естественно, что  непрерывные боевые действия стали для инфекций настоящим раздольем: в армиях не хватало квалифицированных врачей, необходимых вакцин и лекарств, бань и дезинфекционных аппаратов. По этим причинам армии становились первой жертвой инфекции. Тяжелое санитарное состояние войск моментально сказывалось и на гражданском населении, с которыми военные контактировали, что на фоне ослабленного иммунитета  жителей губернии имело для них по-настоящему трагические последствия.

Возможно, в молодости Анцева смогла бы побороть грозную болезнь. Однако возраст и неважное здоровье, и без того подорванное многочисленными испытаниями и борьбой за свою школу, не выдержало сражений на нескольких фронтах. 16 апреля 1920 года Татьяна Анцева скончалась  в Татьянино, до последнего момента не покинув дело всей своей жизни. То, что не смогли сделать, аресты, снаряды и пули, сделал тиф. К сожалению, точное место ее захоронения, до сих пор остается неизвестным.

Наверное, есть высшая справедливость в том, что несмотря на преждевременный уход из жизни Анцевой, ее дело в Татьянино получило дальнейшее развитие. На базе бывшей гимназии был создан Детский дом имени Третьего Интернационала, просуществовавший несколько десятилетий (с перерывом на оккупацию в годы Великой Отечественной войны). В дальнейшем в Татьянино работала школа, лишь в восьмидесятые годы прошлого века, перебравшаяся по соседству в Терпилицы.

Как известно, история не знает сослагательных наклонений. Трудно сказать однозначно, как могла бы сложиться жизнь Анцевой, проживи она дольше. Но, оглядываясь назад, можно предположить, что ее идеи могли бы прекрасно вписаться во вновь создаваемую систему советского образования. Накопленный опыт организации и управления трудовой школой несомненно был бы востребован в новых условиях формирования советской деревни. Не исключено, что Анцеву могла бы ждать известность уровня Макаренко, Короленко, Сороки-Расинского. Во всяком случае все, что сегодня известно о жизненном пути Анцевой, позволяет утверждать, что в ее лице отечественная система народного образования имела настоящего подвижника и новатора. Можно лишь догадываться, сколько времени и усилий пришлось ей затратить для того, чтобы на практике воплотить свои идеи о трудовой женской гимназии. И долг ныне живущих – вспомнить сегодня об этом человеке, чья жизнь оказалась непрерывной борьбой за свои идеалы и убеждения.

P.S. При написании статьи были использованы архивные материалы из фондов ЦГА, ЦГИА, РГА ВМФ, УФСБ по СПб и ЛО